У меня были некоторые подозрения… Подозрения, не более того. И то лишь благодаря deja vu всего сценария. Хотя сейчас… Сейчас я схватился за ножны, проверяя, на месте ли Грейсвандир. На месте.
Ну и как же тогда мог я объяснить, что мой весьма характерный клинок сам по себе, безо всякой поддержки появился в воздухе, сверкнул своим хитроумным орнаментом и чуть коснулся горла Дары?
А никак не мог.
Только слишком уж все это напоминало события той ночи в небесном городе сновидений, Тир-на Ног-те, чтобы оказаться совпадением. Ловушек и помех — темноты, общего смятения, густых теней, собственных моих бурных эмоций — не было. Но все равно сразу же вспомнилась та ночь. Очень похоже.
И все же не точно так же. Бенедикт стоял несколько иначе — чуть дальше, тело согнуто под другим углом. Читать по губам я не мог, так что оставалось только догадываться, задает ли Дара те же странные вопросы; вряд ли. Видимо, в этот раз — если связь вообще была — сцену, такую же, и все же другую, исказило воздействие Тир-на Ног-та на мой разум.
— Корвин, — сказал Рэндом. — Это же вроде Грейсвандир там болтается?
— Болтается, говоришь?.. — повторил я я. — Но нетрудно заметить, что мой клинок со мной.
— Другого такого быть не может… или может? А ты-то сам понимаешь, что тут происходит?
— Вроде бы да, — ответил я. — В любом случае мне этого не остановить.
Клинок Бенедикта вылетел из ножен и скрестился с двойником моего. Еще мгновение, и он вступил в бой с невидимым противником.
— Задай ему, Бенедикт! — закричал Рэндом.
— Бесполезно, — возразил я. — Скоро его обезоружат.
— А ты откуда знаешь? — воскликнул Джерард.
— В некотором роде это я там упражняюсь в фехтовании. Это оборотная сторона моего сна в Тир-на Ног-те. Не знаю, как отцу это удалось, но такова плата за возвращенный ему Камень.
— Не понимаю, — пожал плечами Джерард.
— Я тоже не знаю, как все сделано, — покачал головой я. — Но пока из комнаты не исчезнут две вещи, войти мы туда не сможем.
— Какие две вещи?
— Смотри.
Бенедикт перебросил клинок в другую руку; его сверкающий протез метнулся вперед и схватился за нечто невидимое. Два клинка наносили удары, парировали, захватывали, давили друг на друга… Правая рука Бенедикта продолжала сжиматься.
Вдруг Грейсвандир высвободился и, обойдя клинок Бенедикта, нанес потрясающий удар по сочленению правой руки и протеза. Тут Бенедикт повернулся и на несколько секунд загородил от нас происходящее.
Бенедикт, поворачиваясь, упал на одно колено, и все снова стало видно. Он сжимал культю. Механическая рука висела в воздухе рядом с Грейсвандиром; опускаясь, они удалялись от Бенедикта. Достигнув пола, эти странные предметы не остановились, но прошли насквозь и исчезли.
Меня повело вперед, я восстановил равновесие и двинулся дальше. Барьер исчез.
Мартин и Дара подбежали к Бенедикту раньше нас. Когда мы с Джерардом и Рэндомом подошли, Дара уже перевязывала руку пострадавшего полоской ткани, оторванной от своего плаща.
Рэндом схватил Мартина за плечо и повернул.
— Что здесь происходит? — спросил он.
— Дара… Дара сказала, что хочет посмотреть Амбер, — ответил тот. — Раз уж я теперь здесь живу, я согласился провести ее, устроить ей вроде экскурсию. Потом…
— Провести ее сюда. По Козырю?
— М-м… да.
— По твоему или ее?
Мартин закусил нижнюю губу.
— Понимаешь…
— Дай-ка мне эти карты! — Рэндом сорвал футляр с пояса Мартина, раскрыл и начал просматривать колоду.
— Потом я решил сказать Бенедикту, ведь он ею интересовался, — продолжал Мартин. — Бенедикт захотел прийти и посмотреть.
— Какого черта? — воскликнул Рэндом. — Тут есть твоя карта, ее и еще какого-то парня, его я ни разу не видел. Откуда они у тебя?
— Дай посмотреть, — попросил я.
Он передал мне три карты.
— Ну? — продолжил Рэндом. — Они от Бранда? Он единственный, кто сейчас умеет делать Козыри.
— С Брандом у меня нет никаких дел, кроме как прикончить его.
Но я уже знал, что эти карты — не Бранда. Не его стиль. Вообще незнакомый мне стиль. Хотя и не стиль меня сейчас занимал. Занимал меня тот третий, которого никогда не видел Рэндом. А я — видел. Я смотрел на лицо юнца, который выступил против меня с арбалетом у Двора Хаоса, узнал меня и решил не стрелять.
— Мартин, кто это? — Я протянул карту.
— Тот самый, кто сделал дополнительные Козыри, — ответил он. — Заодно нарисовал и свою. Я не знаю, откуда он взялся. Какой-то приятель Дары.
— Врешь, — повысил голос Рэндом.
— Спроси у Дары, — сказал я и повернулся к ней.
Она все еще стояла на коленях рядом с Бенедиктом, хотя тот уже сидел на полу и перевязка была закончена.
— Ну так как? — повторил я, помахивая перед ней картой. — Кто это такой?
Она взглянула на карту, на меня и улыбнулась:
— Ты что, действительно не знаешь?
— А зачем бы я спрашивал?
— Посмотри на него снова, а потом взгляни в зеркало. Он твой сын, как, впрочем, и мой. Его зовут Мерлин.
Меня нелегко потрясти, но это было что-то. Голова пошла кругом, но мозг быстро соображал. Да, при должное разнице во времени — вполне возможно.
— Дара, — спросил я, — чего ты хочешь?
— Я тебе уже сказала, проходя Образ, что Амбер должен быть разрушен. Я хочу принять в этом посильное участие.
— Тебе достанется моя старая камера, — сказал я. — Нет, соседняя. Стража!
— Корвин, все в порядке, — произнес Бенедикт, поднимаясь на ноги. — Все не так плохо, как кажется. Она может объяснить.
— Пусть начнет.
— Не сейчас. В приватной обстановке. Только для членов семьи.
Я отослал пришедшую на мой зов стражу.
— Ладно, пройдем в одну из комнат над залом.
Бенедикт кивнул, и Дара взяла его под левую руку. Рэндом, Джерард, Мартин и я проследовали за ними. Я оглянулся на пустой зал, где мой сон обратился явью.
Такие вот дела.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Я перевалил через гребень Колвира, подъехал к своей гробнице и спрыгнул с лошади. В прохладном сумрачном помещении стоял еле уловимый запах плесени; я открыл гроб. Пусто. Хорошо, а то я уж сомневался — вдруг увижу там себя самого, живое (мертвое, конечно) доказательство того, что, несмотря на ориентиры и интуицию, я каким-то образом забрался не в ту Тень.
Выйдя наружу, я почесал Звезде нос. Светило солнце, дул прохладный бриз. Мне вдруг захотелось в море. Вместо этого я сел на скамейку и занялся трубкой…
Мы поговорили. Дара сидела, поджав ноги, на коричневом диване, улыбалась и повторяла историю своего происхождения от Бенедикта и адской девы Линтры, своего детства, проведенного во Дворе Хаоса — кошмарно неэвклидовом местечке, где даже время вело себя до крайности странно.
— В тот раз ты мне врала, — сказал я. — Так с какой же радости должен я верить тебе сейчас?
Дара улыбнулась и критически оглядела свои ногти.
— В тот раз мне пришлось врать, — объяснила она. — Чтобы получить то, что мне было нужно.
— А именно?..
— Сведения о семье, Образе, Козырях, Амбере. Завоевать твое доверие. Родить от тебя ребенка.
— А что, нельзя было по-честному?
— Вряд ли. Я с той стороны баррикад. Мои побудительные мотивы тебе вряд ли понравились бы.
— А то, как ты фехтуешь? Ты сказала, что училась у Бенедикта.
Она снова улыбнулась, а в глазах вспыхнули темные костры.
— Меня обучал сам великий герцог Борель, Высокий Лорд Хаоса.
— …и твой облик, — продолжил я, — он несколько раз менялся, пока ты проходила Образ. Как? И почему?
— Все, кто происходит из Хаоса, способны менять форму.
Я вспомнил Дворкина в ту ночь, когда он прикидывался мной.
Бенедикт кивнул:
— Папаша надул нас под личиной Ганелона.
— Оберон — сын Хаоса, — сказала Дара, — мятежный сын мятежного отца. Но способность у него осталась.