О чём мечтал он, стоя в фиолетово - розовых летних сумерках под проливным дождём? Чему улыбался?
Наверное, он был счастлив. Влюблённый, идущий со свидания или сумасшедший, потерявший всё и наслаждающийся краткими мгновениями свободы, а может мудрец постигший истину бытия?
Изумо любил смотреть на него, пытаясь отгадать ответ...
Когда - то у него возникла нелепая мысль, разыскать модель и задать этот вопрос. О чём он грезил в ту секунду, когда камера случайного фотографа запечатлела эту удивительно откровенную сцену.
Но Изумо не стал этого делать.
Улыбка человека дождя приносила ему покой и кусочек чего - то забытого и невероятно далёкого. Маленький осколок счастья. Запах апельсинов, рисовых сладостей, нежность цветущей сливы и сосновые ветки, украшенные в новогодний день.
И ему не хотелось разрушать это. Прекрасный романтический миг, иллюзию. Образ возлюбленного, рассматривая который, он любил предаваться мечтам. Он не желал их осуществить. Слишком болезненным окажется разочарование правдой. В жизни должны оставаться особенные вещи, драгоценные, волшебные. Светлая магия, вера в чудеса. Желание любить, тонкое, трепетное, способное сохранить некий внутренний островок, позволяющий не содрогаться от мерзости собственной души и поступков им совершаемых.
- Привет. Хорошо, что ты очнулся, а то я волноваться начал. Здорово тебе, вчера досталось. Ты вообще, как?
Голос, ворвавшийся в неспешный туман короткого блаженного размышления, безжалостно выдернул из состояния покоя, сбросив в реальность. В иной ситуации, это бесцеремонное и резкое вторжение не осталось бы безнаказанным, но сотрясение выкинуло странную штуку.
В самый неподходящий момент, Сато утратил способность соображать, не думая об опасности, не испытывая раздражения, не отреагировал. Хотя бошку и за меньшее мог прострелить.
На праздновании дня поминовения один из вакасю, именно таким образом потерял ухо, когда, не подумав, влез в разговор вакагасиры по телефону.
Сейчас Сато не хотелось ничего.
Просто смотреть на образ любви, слушать умиротворяющий голос, спрашивающий о самочувствии, что - то болтающий сам с собою. Хотелось, чтобы он звучал и звучал, не умолкая, потому что удивительно подходил к улыбке озарившей дождь. Словно принадлежал...
Изумо медленно повернул голову, ожидая, когда его постигнет привычное разочарование. Он с детства привык разочаровываться и в людях и вещах. И знал, что ожидания никогда не соответствуют действительности, так же как никогда не ждал подарков от судьбы, предпочитая рассчитывать на самого себя. Вот даже его извечное везение, вчера предало и ушло к другому, оставив снежного кота Изумо подыхать под дождём с пробитой ломом башкой.
Где - то там, посреди пелены дождя, на мосту стоял его бог, с ошеломительной улыбкой, и глазами полными бесконечной тайны. Этот парень знал нечто важное в эту минуту. И передал всему миру.
Сначала Изумо показалось, что у него, что - то со зрением. Потом, он решил, что от удара случилась галлюцинация и у него, начались проблемы с головой.
Он сидел на полу, растерянно моргая, растирая ладонью болью ноющее лицо и пытаясь отогнать наваждение.
В дверях, сжимая в руках поднос с едой, стоял... ЧЕЛОВЕК ДОЖДЯ.
Он был почти такой же, как на портрете. Только вместо плаща голый торс, поверх которого наброшен забавный фартук и затёртые синие джинсы. Он улыбался. Легко, мальчишески открыто, сверкая белыми зубами, и солнечными глазами, карими, полными тёплой лучистой доброты.
Изумо показалось, что у него, что - то с сердцем. Оно перестало биться.
Остановилось. А потом застучало сильно - сильно, часто - часто, и пытаясь зажать ладонью этот сумасшедший ритм в груди, Сато забыл как дышать. А когда смог сделать вздох, ощутил что, физиономия горит, словно неведомый издевательский шутник щедро разбрызгал по щекам алую краску, измазал, да и забыл стереть.
- Надеюсь, ты себя получше чувствуешь, - сказал человек дождя и шагнул в комнату присаживаясь перед ним на корточки, непринуждённо ставя перед оцепеневшим Изу поднос с едой.
На груди парня болталась дешёвая цепочка, скользила по смуглой коже при каждом движении. Изу тупо смотрел на украшение, не в силах поднять голову и встретиться с ним взглядом. И не мог оторвать глаз от загорелой кожи, светлой полоски, виднеющейся на шее каждый раз, когда парень наклонялся и длинные, давно не стриженные волосы падали на плечи.
Он оказался европейцем с примесью восточной и азиатской крови, что и делало его внешность столь необычной и потрясающей. Совершенно потрясающей. Ошеломительной. Обалденной. Настолько, что Изумо застыл не в состоянии двигаться, говорить и дышать, совершенно растерялся, покраснел и смутился как неопытная девочка, застигнутая врасплох собственной пробудившейся застенчивостью. И не выбраться, не преодолеть, словно панцирь из мышц, спазм, застрявший в горле.
Потрясение. Удар грома, взрывающий границы сознания. Судорожный, сумасшедший звон бронзовых колоколов в ушах, непрекращающийся гулкий бой, стук сердца, толчки пульса, красная нить обвивающая ворота храма судьбы. Изу не верил в судьбу. До этой секунды.
Он не верил. А сейчас ему казалось, что он бонза, идущий по небесам с колотушкой в руках, держащий гонг и котёл, собирающий дары, слишком невероятные, чтобы поместиться.
Изу смотрел на свою ожившую мечту, ощущая себя ребёнком, получившим заветную конфету. Страшно развернуть обёртку, а хочется развернуть. Дрожащими руками дотронуться, посмотреть, что внутри, лизнуть, попробовать на вкус и смаковать долго - долго, медленно - медленно, растягивая вкус, наслаждаясь каждой секундой сладкого счастья....
Стянуть с него джинсы и увидеть настоящий цвет кожи. Светлая как под цепочкой или смуглая не желающая расставаться с кофейным загаром, хотя осень давно вступила в свои права, и страшно...Страшно тронуть, дышать, вскинуть глаза, потому что слишком откровенно читаемое в них сейчас... Прикоснуться нельзя, даже краешком пальца, только унять собственное разгулявшееся внутри волнение, сумасшествие. Мысленно надавать себе по морде, опомниться.
Заставить заглохнуть мелодии бесчисленных орущих колоколов. Встряхнуться внутри, взять зубами за шкирку и войти в реальность, осознав, что это Реальность. Его реальность сидит прямо перед ним. Перед его глазами. Самая настоящая, никакая нахрен не галлюцинация.
- Меня зовут, Ренди Аллен, - парень, абсолютно не замечая выражения чужих потемневших глаз, принялся сгребать со стола пакеты и тарелки, решив запоздало навести порядок.
- Угу. Моя фотка. Было такое. - Рен небрежно пожал плечами проследив направление его взгляда, не сообразившего ничего лучше как сместиться на постер, потому что иначе...
Иначе, его примут за полного психа.
Изнутри лихорадило так, что Изу с огромным трудом мог контролировать собственные мускулы и не дрожать, судорожно обдумывая сложившуюся ситуацию и собственное в ней поведение.
Постепенно удалось расслабиться и успокоиться. Изумо тормознуто тупил на фото не в силах обернуться на оригинал, чувствуя как изнутри отпускает невидимая скрученная пружина и становится странно. Невероятно легко, и ...Уютно как во сне.
Он сидит на краю иссечённого корнями обрыва. Над головой шумят сосны и криптомерии. Внизу насколько хватает глаз, простирается зеленоватый залив. Волны лениво накатывают на песок. Воздух пропитан солнцем и свежим бодрящим ветром. Неподалёку вниз убегает извилистая тропинка, поросшая корнями, острой травой. За спиной тянется лес. Изумо не видит. Просто знает, что он там, прикасается папоротником, почти к самому дому, и в этом лесу хорошо, светло, тихо и безопасно.
В старом доме, кто - то ждёт Сато. Гость, очень важный, необходимый.
Изумо встаёт и идёт вдоль обрыва. Из под сандалий перекатываются шишки, пригибаются тонкие усики блеклой травы и песок норовит забраться меж пальцев. Сато поднимается по деревянным ступенькам, заходит внутрь, толкая лёгкую дверь. В комнате мало мебели. Сато много раз пытался увидеть детали. Казалось, что мебель обязательно должна быть, но дом совершенно пуст. Скрипят под ногами деревянные доски, из окон прокрадывается солнечный свет. И только напротив в стене горит камин, нарушая тишину мерной трескотнёй пламени. Раздаются щелчки, лопаются и взлетают вверх искры угольки. У камина стоит кресло качалка, слегка раскачиваясь лёгкими толчками чужих босых ног.