Роберт Маккаммон
Глава первая
ЛОРД МОРТИМЕР НАДЕЕТСЯ
День, когда декабрь подошел к дверям нового, тысяча семьсот третьего года, к дверям дома номер семь по Стоун-стрит в городе Нью-Йорке подошел унылый седой человек в черном костюме, черной треуголке и касторовом плаще. Была середина дня, но на холмы и улицы уже лег синий вечерний свет. Унылый человек стал подниматься по ступеням, наверх, где ожидали его решатели проблем.
Этот путь привел его в царство Хадсона Грейтхауза и Мэтью Корбетта. Они ожидали его, предупрежденные письмом, отправленным на прошлой неделе из города Оук-Бридж, что в Нью-Джерси. Сейчас при тоскливом свете, проникавшем в окна, при свете восьми свеч в кованой люстре над головой, при скромных огоньках, потрескивающих в небольшом камине, двое партнеров агентства «Герральд» смотрели, как унылый человек снимает с себя плащ, вешает его на стенной крюк и усаживается в кресло посреди комнаты. Треуголку он тоже снял и держал ее в узловатых подагрических руках, разглядывая Мэтью и Грейтхауза грустными, водянисто-серыми глазами. Письмо его было подписано так: «Со всем уважением и огромными надеждами — Джаспер Оберли». Хадсон задал первый стандартный вопрос — чем можем быть полезны, — и грустный человек заговорил:
— Я слуга очень богатого господина, лорда Бродда Мортимера, и пребываю в сем качестве последние одиннадцать лет. Мне больно это говорить, но за ним должна прийти Смерть.
— Так же, как и за всеми нами? — уточнил Грейтхауз, покосившись на Мэтью.
Представительный Грейтхауз все еще хромал и опирался на трость после прискорбного осеннего инцидента в Форт-Лоренсе, и Мэтью мучительно было слышать, как он с трудом поднимается по лестнице и потом долго и шумно переводит дыхание перед тем, как сесть за стол. Его грызло опасение, что Хадсону никогда уже не стать снова той неутомимой и азартной, готовой на любую авантюру ищейкой, какой он был когда-то. Естественно, что юноша винил в этом себя, и никакие слова Хадсона не могли заставить его забыть, что теперешнее состояние друга — его упущение.
— Лорд Мортимер, — сказал Джаспер Оберли с едва заметной улыбкой, которая почему-то ничуть не смягчила похоронной серьезности, — куда ближе к деснице Смерти, нежели большинство живущих. Врач предсказывает, что конец наступит в ближайшие дни. Лорд болеет уже давно. У него чахотка, и медицина здесь бессильна.
— Наши соболезнования, — ответил Мэтью. Он рассматривал лицо Оберли, отвисшие щеки и глубокие морщины. Оберли напоминал верного пса, который на постоянную грубость хозяина отвечал лизанием руки, ибо такова природа верных псов. — Это, конечно, трагедия. Но… повторяя вопрос мистера Грейтхауза, чем мы можем ему помочь?
Джаспер Оберли какое-то время смотрел в пространство, будто ответ повис паутиной в углу потолка. Наконец он вздохнул и ответил:
— Мой господин верит, причем очень сильно, что Смерть явится за ним в материальном воплощении, то есть в виде человека. Мой господин верит, что Смерть, в этой физической форме, войдет в его дом и пройдет в его спальню, где без колебаний возьмет душу моего господина, бросив бездыханной телесную оболочку. В силу чего, добрые сэры, мой господин желает нанять вас, чтобы — как бы выразиться поточнее? — перехитрить Смерть.
— Перехитрить Смерть, — повторил Хадсон Грейтхауз таким голосом, каким обычно говорят в присутствии усопшего. Опередив Мэтью на полсекунды.
— Да, сэр. Именно так.
— Гм… — Хадсон задумчиво постучал пальцем по ямочке у себя на подбородке. — Вообще говоря — именно вообще — человек не властен над тем, о чем просит ваш господин. Поскольку, знаете ли, смерть — сама себе господин, а в конечном счете — господин всех людей. Вы согласны?
— Лорд Мортимер надеется, — ответил Оберли, — что вы в данном конкретном случае сможете применить вашу силу убеждения. Ибо данный случай есть проблема, подлежащая решению, не так ли? Результат будет состоять в том, что Смерть — когда прибудет в резиденцию моего господина — согласится дать лорду Мортимеру небольшую отсрочку. Несколько дней, быть может, или хотя бы часов? Это для моего господина имеет огромное значение.
— Можно ли поинтересоваться, почему? — спросил Мэтью.
— Кристина, дочь лорда Мортимера, работает учительницей в школе города Грейнджера, в шести милях от Оук-Бриджа. Лорд переехал из Англии, чтобы быть ближе к ней. Но… между ними много лет длятся весьма напряженные отношения, джентльмены. Ей тридцать два года, она не замужем. Она… можно сказать, свободный дух.
— Что в ее профессии необходимо, — заметил Мэтью.
Конечно, Оберли не мог знать, что это замечание относится к некой рыжеволосой юной женщине, зачастую вторгающейся в мир и мысли Мэтью безо всякого предупреждения. Слуга кивнул, будто целиком соглашаясь с этим утверждением.
— Лорд Мортимер, — продолжал Оберли сухим и спокойно-хрипловатым голосом, — желает до того, как покинет сей мир, примириться со своей дочерью. — Водянистые глаза обратились к Мэтью, к Грейтхаузу, снова к Мэтью в поисках понимания и сочувствия. — Для упокоения его души это совершенно необходимо. Совершенно необходимо, — повторил он, — чтобы лорд Мортимер увиделся с дочерью и урегулировал несколько беспокоящих его вопросов до того, как Смерть возьмет свое.
Какое-то время ни Мэтью, ни Грейтхауз не шевелились. Потом с лестницы донесся скрип. Мэтью решил, что это кто-то из призраков офиса любопытствует, как разрешится ситуация. Может быть, даже слегка завидует, что его так не ценили при жизни.
Наконец Грейтхауз кашлянул.
— Не могу не задуматься, годимся ли мы для этой работы.
— Если не вы, — был ответ, — то кто?
— Дочь лорда, — размышлял вслух Мэтью. — Возможно, она не пожелает приехать к отцу?
— Я говорил с ней четыре дня назад. Она все еще раздумывает над приглашением.
— Но вопрос о ее приезде еще не решен?
— Не решен, — согласился Оберли. — Именно поэтому ваши услуги нужны столь безотлагательно.
— Возможно, лучше было бы направить нашу силу убеждения на Кристину, а не на какие-то сомнительные видения или иллюзии Смерти, — внес предложение Мэтью. — По-моему, реальное ухо с большей вероятностью согласится выслушать нас.
— Видения? — Белые брови Оберли взлетели сигнальными флагами. — Иллюзии? Ох, сэр… мой господин решительно убежден, что Смерть явится к нему под маской человека, и этот человек без колебаний оборвет его жизнь. Я бы даже сказал, весьма… непростую жизнь, и для него, и для других. Он о многом сожалеет… — на миг показалась тонкая улыбка, — …ибо есть о чем. — Улыбка исчезла. — Ничьи слова — ни мои, ни других слуг, ни викария Баррингтона — не поколеблют его намерений и не изменят его убеждений. Он уверен, что Смерть явится именно таким образом, и — джентльмены, — он страшится момента ее появления.
— То есть, насколько я понял вас, — сказал Грейтхауз, — лорд не только богатый человек, но и далеко не святой?
— Его богатство порождено жадностью, — ответил Оберли, не выражая никаких чувств. — Многие утонули в этом омуте.
Мэтью и Грейтхауз переглянулись, но комментировать это благочестиво-осуждающее утверждение не стали.
— Я уполномочен предложить вам деньги. — Оберли полез в карман бархатного черного жилета и вытащил кожаный кошелек. — Сто фунтов, сэры. Я надеюсь, что Кристина придет к отцу сегодня или завтра. Потом, боюсь, будет слишком поздно.
Грейтхауз не то хмыкнул, не то присвистнул. Мэтью понимал, что сто фунтов за два дня работы — просто золотой дождь, и все же… это отдавало каким-то абсурдом. Перехватить Смерть на пути к лорду Бродду Мортимеру? Убедить этот невещественный фантазм дать больному еще несколько часов жизни? Это же невероятно…
— …восхитительная проблема, которую интересно будет решить. — Лицо Грейтхауза было непроницаемо, как гранитная плита, но под этой серьезностью Мэтью ощущал волчью усмешку. Черные глаза Грейтхауза вспыхнули искрами. — Мы сделаем это. Или, точнее… это сделает мистер Корбетт, поскольку я еще не готов к далеким переездам, тем более что холод и сырость предупреждают меня о неприятных для здоровья последствиях.