Он умело культивировал свою природную сексапильность и с тех самых пор, когда в двенадцатилетнем возрасте открыл в себе способность очаровывать, хладнокровно пользовался ею, извлекая из этого удовольствие и забавляясь результатом. Сегодня он ужинал с обычно невозмутимой дамой лет тридцати пяти, исполнительным директором некой туристической фирмы. Дама была одета шикарно и со вкусом. Жак Морэ отлично мог представить себе, как она, словно сержант на учениях по строевой подготовке, отдает распоряжения подчиненным. Умело окрашенные волосы были собраны на затылке в модную прическу из локонов. В своем, казалось бы, простом красном костюме она имела бы успех даже в Париже. Безупречная косметика, безупречный маникюр. Вот уж отнюдь не красивая дурочка — королева современного делового мира, держащая этот деловой мир в руках, такая любого мужчину за пояс заткнет, не без раздражения подумал Жак Морэ о своей спутнице.
Но только не сегодня вечером.
Сегодня она была просто влюбленной женщиной. Влюбленной в него. Мисс Икзек хихикала, держа в руках бокал вина — отборного выдержанного шабли из специальных погребов. Вино было особым благодаря не только качеству и возрасту, но и специфическому воздействию. Одну вещь Жак Морэ усвоил с самых первых шагов в своем бизнесе: необходимо использовать все свои преимущества. Он без тени сомнения спаивал своих предполагаемых клиенток и не испытывал ни малейших угрызений совести, соблазняя их после этого.
Он называл свою спутницу мисс Элли Икзек, делая вид, что ее настоящая фамилия его не интересует. Потом, довольно скоро, она ему понадобится. Сегодняшняя победа имеет для него особое значение. Как разузнал его секретарь, коллеги считали эту даму ледышкой, неприступной крепостью. Она фактически распоряжалась одним из крупнейших туристических агентств Калифорнии, и то, что ей удавалось делать с помощью своего судоходного и гостиничного бизнеса, было феноменально. Стоял прекрасный вечер, и Жак Морэ не только не испытывал сомнений в успехе, но, мысленно раздевая ее весь день, был искренне возбужден перспективой обнаружить, что се белье окажется столь же красным и изысканным, как ее безупречные ногти и костюм. Он постарается не разочаровать ее. Она долго, очень долго будет с нежностью вспоминать Новый Орлеан. К утру он станет владельцем не только ее самой, но и части ее бизнеса.
Улыбнувшись, он поднял бокал и чокнулся с ней:
— Значит, вам нравится «Дивинити»?
— Рыба здесь великолепная! — ответила она по-французски.
Ее французский был весьма недурен. Гораздо лучше распространенного здесь убийственно-убогого, заикающегося типичного англо-американского сленга. Глаза у дамы были голубыми, а волосы — восхитительно платиновыми. Жак Морэ любил блондинок. Еще в молодости он усвоил, что во все времена креолы и потомки англичан с некоторым презрением относились к каджунам. Креолы происходили от французов или испанцев, а каджуны вели свое начало от акадского племени из Новой Шотландии. Иногда их называли «черной сворой», или просто «черными», а в просторечье даже «чернозадыми». Многие люди и по сию пору сохранили былые предрассудки. В известной мере он и сам их разделял.
Большинство каджунов были черноволосыми. Сам не зная почему, он любил соблазнять блондинок. Вообще-то ему нравилось соблазнять любых женщин. Но блондинки…
Быстрая и легкая победа над целомудренной блондинкой всегда давала ему ощущение двойной победы.
Достав бутылку из ведерка со льдом, стоявшего на его половине стола, он подлил ей в бокал.
— Рад, что вам нравится наш знаменитый «Дивинити».