- Ты чего, сюда отбывать трудовую повинность приехала? Отдыхай, вон. На речку сходи, на танцы. Эх...
И Майка послушно, чтобы баба не ворчала, шла на речку. Но на танцы не ходила, не хотелось. Ничего ей не хотелось. А бабушка смотрела на нее, когда девчонка не видит, и утирала слезы. Что с ее маленькой звездочкой-веселушкой сделали, с колокольчиком звонким... Кто ж ее превратил в немую тень, за что? Одна надежда, что молодая еще, время вылечит, вернет ей прежние краски и живость. А пока старалась бабуля хоть кормить ее получше, прикрикивала, чтобы та ела больше, а то кожа да кости. Ну, как бы то ни было, за этот месяц Майка посвежела и окрепла. Да и со своей душевной болью свыклась, научилась отключать. Словно отрезаешь тот кусок души, который болит, и не чувствуешь. Только насовсем отрезать не удается.
Начался учебный год. Новые люди, новые дела, много работы. Хорошо. Можно отключить себя на целый день, ничего не будет болеть в душе, правда, потом, ночью боль вернется вместе с обидой и воспоминаниями, чтобы точить изнутри. Но и это рано или поздно пройдет. Неожиданно интересной стала с новым набором. Майя выглядела совсем юной, ее никто из новеньких за сотрудника кафедры всерьез не воспринимал. И парни с первого курса, а среди них были достаточно взрослые ребята после армии, считавшие себя неотразимыми мачо, начали обхаживать молоденькую красивую лаборантку. Толклись на кафедре. Декан был в восторге, столько вежливых и исполнительных 'лбов', как он их называл, он в жизни вместе не видел. И гонял их по поручениям, а те были рады, во-первых, около Маечки Михайловны можно покрутиться, а во-вторых, законно с некоторых лекций слинять. Но, не дай Боже! Слинять с лекций Глеба Давыдовича! Кары небесные обрушатся сразу. Ребята развлекали Майю, даже умудрялись вызвать слабую улыбку.
С однокурсниками больше она особо не пересекалась. С ребятами так и не стала мириться, и на свадьбу к Владу она не пошла. К Алику на регистрацию, разумеется, тоже. А свадьбу они с Нелли делать не стали.
Так прошло еще три месяца.
Родители Майки по полгода почти проводили у старшей сестры, она жила во Владимире, у нее трое детишек, все мал мала меньше, вот деда с бабой и ездили туда вахтой. Дома обычно бывали по очереди. А тут так совпало, что уехали оба. Ну, хоть ее не доставали своей жалостью.
На кафедре матанализа все постепенно двигалось к сессии, уже наметились свои корифеи и 'смертники', а Майя Михайловна по коридору пройти не могла спокойно, чтобы кто-нибудь из ретивых первокурсников не начал лапшу на уши навешивать, про то, что ему лично необходимы дополнительные занятия, причем именно с лаборантом. Декан этот народец со своей кафедры гонял, увещевал, грозил, но, в общем, был доволен и работой, и новой лаборанткой, и успеваемостью. Майю вызвал как-то к себе и предложил:
- Ну что, Сухова, в аспирантуру пойдем?
Та засмущалась.
- Ну, не слышу восторга?!
- Пойдем.
- Ну и молодец.
В Универе у Майки дела неплохо налаживались, перспективы, вон, появились. Немного ожила.
***
А Владу с Аликом подошло время выезжать. Все эти круги ада со сбором документов, посещением разных инстанций и ожиданием были пройдены. Вроде все нормально, удачно сложилось и быстро и без проблем, круг общения, конечно, сузился донельзя, но в таком темпе, в каком они жили, это было уже не важно, главное между собой все хорошо, правда, Алик часто бывал мрачен, а Влада точило беспокойство. Все время не оставляло такое грызущее чувство, что он чего-то недоделал, чего-то очень важного, без чего у него не будет удачи в жизни. Вот уже и уезжать завтра-послезавтра, а он все места себе не находил.
Чего себя-то обманывать. Влад точно знал, чего ему для спокойствия необходимо. Ну, суеверный он. Да. С Муськой надо помириться, чтобы она удачи пожелала, тогда все будет как надо! Вот что нужно сделать. Но Влад не смел, страшно было ему почему-то идти к Муське, видать, чуял, что неправ перед ней, хотя и не знал в чем. Так что удрал от Роксы, чтобы она мозги ему не полоскала, принял немного для храбрости и вечером заявился к Майке Суховой домой. Долго стоял под дверью, несколько раз пытался нажать кнопку звонка, все рука не поднималась, потом нажал.
Майка в это время только из ванны вылезла, в халате махровом с полотенцем на голове, а тут звонок в дверь. Странно, по вечерам к ней никто не приходил. Глянула в глазок и застыла, перед дверью стоял Влад. Сначала не хотела открывать, пусть думает, что никого дома нет. А потом решила, чего прятаться, вот еще. И открыла.
Майя смотрела, как Влад топтался на пороге, открывая рот, из которого как назло не выходило ни одного звука. Потом как-то выдавил:
- Привет.
- Привет, - голос Майки был тихим и отстраненным.
Он прочистил горло, собираясь с силами сказать, наконец, то, зачем пришел:
- Я... это... ну, ты же знаешь... я уезжаю завтра... Вот, попрощаться пришел...
Он уезжает, и она его никогда не увидит.
Он уезжает.
Сердце болезненно сжалось, сейчас польются слезы, черт! Нельзя! Тоска проклятая душит... Майя сколько угодно могла его ненавидеть за то, что он женился на другой, не желать его видеть, не желать знать. Но то, что он уезжает и она его больше никогда не увидит... Расстаться с ним навсегда вот прямо сейчас...
- Проходи, чего на пороге стоять, - Майя открыла дверь пошире, а сама направилась в кухню, - Чаю будешь?
Нельзя, нельзя на него смотреть, а то она не удержит слезы.
- Буду, - Владик с облегчением и затаенной радостью проскользнул в прихожую и пошел за Майкой в кухню. Ему очень хотелось помириться, прямо, как если бы от ее благословения зависело все в его жизни. В тот момент это казалось очень важным. Майя вертелась между плитой и шкафчиком, стараясь не поворачиваться к нему лицом, попутно задавая обыденные вопросы:
- Тебе с сахаром? Лимон, печенье будешь, или лучше сушки? А может варенья? У меня вишневое есть.
- Можно с сахаром и с вареньем, - Влад все ждал, когда же она к нему повернется, но девушка упорно стояла к нему спиной.
- Муся...
Нет. Слезы все-таки потекли.
- Муся... Ты прости меня, ладно, Мусечка... Ты же добрая. Дурак я, обидел тебя. Но я не хотел! честно. Я не думал, что ты так воспримешь...
Боже мой! Он никогда ничего не поймет! Никогда! К Майкиным горьким чувствам добавилась еще и злость.
- Чего тебе, Марченков?
- Как чего, я помириться пришел.
- Считай, что помирился.
- Муся, может быть, ты все-таки повернешься ко мне лицом.
Да. Она повернется. Майя вытерла слезы и повернулась к нему.
- Ты плачешь...
- Ерунда.
- Муся...
- Пей свой чай, остынет, - девушка взяла свою кружку, обняла ее ладонями, руки замерзли.
Владик послушно стал пить чай.
- Еще?
- Нет, спасибо, Муся...
- Что, Владик? - Майка смотрела в чашку, голос не дрожал.
- Пожелай мне удачи.
- А, ты за этим пришел... конечно...
Она встала, Влад тоже встал.
- Муська...
Девушка подняла руку, сжала кулак, рука тряслась, никак не хотела двигаться, никак. Она попыталась еще и еще, потом разрыдалась. Владьку тряхнуло, что-то словно лопнуло внутри, он мягко прижал Муську к груди, обнял.
- Мусечка, не плачь, я же не умираю, я просто уезжаю, Муся, успокойся, - гладил ее по спине, гладил.
Муся заплакала еще горше. Потом собралась, утерла слезы, высвободилась. Никогда он не поймет. Он же только о себе думает, всегда только о себе. Что ж. Очнись, ему что-то от тебя нужно, дай ему это и пусть уйдет. Пусть.
- Удачи тебе, Владик, - она протянула ему кулачок.
Тот слегка стукнулся с ней своим. Как-то и ему стало грустно, прощание всегда бывает грустным, особенно, если прощаешься навсегда.
- Муся, ты не поцелуешь меня на прощание?
Поцеловать на прощание. То есть, в первый и последний раз. Да.
Она потом всю жизнь будет жалеть если не сделает этого.