Бор Алекс
АЛЕКС БОР
Романтическая фантазия в трех фрагментах
Тебя я встречу где-то в мире,
За далью каменных дорог.
На страшном, на последнем пире
Для нас готовит встречу Бог.
А. Блок.
Фрагмент 1. Сон - как сон и не сон.
Предчувствую Тебя. Года проходят мимо.
Всё в облике одном предчувствую Тебя.
...
Весь горизонт в огне - и близко появленье,
Но страшно мне: изменишь облик Ты,
И дерзкое возбудишь подозренье,
Сменив в конце привычные черты...
А. Блок.
.. что-то - огромное, исполински-чудовищное, неизмеримо-высокое, тучно-свинцовое, металлически-ржавое, без длины, высоты, ширины, но ощутимо-реальное (мысль не выразить словом) - с небес опустилось, коснулось вставших дыбом волос...
И - мир содрогнулся: металлическим вихрем пронесся нечеловеческий крик, пронзающий землю, омертвляющий небо, раздирающий душу - безумный, жуткий, зловещий. Он сместил пространство и время, небытие с бытием, хаос рожденья Вселенной с гармонией мироздания - всё движен е гибнущей мысли сошлось в этом яростном крике.
То кричал я, ужасом страха объятый: то, что черной горою высилось в небе, выбрало в жертву меня, прилетело за мною из тьмы подземного царства, и душа моя - слабая, бедная, беззащитная - не хотела со мной расставаться и уходить во мрак преисподней.
И тогда прочь побежал я от тучи громадной. Тучи тяжелой, всемирной, несшей запах тлена и смерти. Туча гремела раскатами грома, скрежетала кривыми зубами, пронзительным рокотом смерти сотрясая спокойствие ночи. Я бежал, и в спину мне несся хохот железный: "Ха! Ха! Ха! Ты не уйдешь от меня, не спасешься, слепая песчинка, что брошена властной рукою в океан человеческой жизни! Как не вечен песок под напором волн океанских и ветров вселенских, так и тебе никогда не уйти от меня, и готовься ты к жуткому пламени смерти..." Так дышала мне туча в затылок, толкая во взмокшую спину, и неслась мрачной, жестокой судьбою за мною - беззащитной, ничтожной, мелкой и слабой песчинкой на бессмертном теле Вселенной...
И бежал я по узким, кривым и зловонным улицам какого-то мертвого города, и преграждали мне путь серые глыбы руин, и пьянящий, дурманящий запах тлена и смерти ядовито струился из развороченных комнат. Я кричал, звал на помощь, рвался вперед, удирая от смертельного страха - но никто не слышал меня в этой части чужого пространства, и мой голос исчез, испарился, он широкой воронкой врезался в шершавые стены черны руин и растворялся в непроглядной небесной пустыне.
Так уходила надежда...
И видел я себя в окружении странных призраков, они походили на сухие деревья в умершем лесу, и ржавые ядовитые когти на корявых ветвях хватали меня липко-гнилыми, вонючими лапами, обнимали за плечи, цеплялись за руки, ползли по лицу, обвивали шею, лезли в рот, щупали горло, повсюду оставляя гнилые следы. Тошнило от скопленья густого зловонья, прерывалось дыханье, и бежать было трудно, и не было мыслей и сил.
Бежать было трудно: ноги - отчего-то босые - вязли в коричневой жиже.
Чавкало что-то безгубыми пухлыми ртами за моею спиною. И шепот свистящий, змеиный отовсюду был слышен - "Не уйдешь, не уйдешь!". И я понимал, что сейчас упаду, и зловонная жижа мгновенно проглотит меня, и небесная тьма - твердая, каменная и безжалостная, по-живому мертвая и по-мертвому живая - обрушится мне на голову всею твердью небесной, тонн-миллионной, едкой кислотой глаза выжигая, крючьями острых когтей на клочья кожу сдирая, черными жерновами зубов кости в песок превращая...
И забыл я от страха - кто я и откуда? И стучал за моею спиной жутко-тревожный набат, как грозное напоминание о скором хаосе небытия, и стучал тяжелый молот по наковальне в моем воспаленном мозгу, выбивая оттуда последние мысли. И ноги - отчего-то босые, черные от грязи, красные от крови, - несли меня по улицам мертвым, враждебным, пустынным, зловонным, и тишина ревела в ушах, и мертвый город не желал открыть мне свои двери и дать спасительный приют в своих стенах. И сердце исступленно рвалось из груди - на волю рвалось, как рвется сизокрылая чайка из мраморной клетки в лазурь ясного и вечного неба.
А молот тяжелый гремел, дробил наковальню: "Не уйдешь! Не уйдешь! Не уйдешь!"
И вдруг - кончился ужас...
С трудом я открыл тяжелые, мокрые, липкие веки. Мотнул пудовой головой - и рассеялись в дальних мирах и пространствах остатки жутко-кошмарного сна.
Но въевшийся в душу страх - не спешил даровать мне свободу. Продолжал громыхать жуткий молот, барабанило сердце тревогу, пальцы нервно дрожали...
Я медленно встал с кровати. Бросил в окно настороженный взгляд - ночь была за окном, беспросветная, беспробудная, темная-темная ночь. Звездное небо сияло песчинками звезд, хитровато взирала на землю лукавым ликом луна.
Я оделся и вышел из дома.
Меня окружала необъятная, мягкая и добрая, совсем не страшная ночь. В небесах, ослепительно-черных, ярким светом лучились хрустальные огоньки далеких звездных миров. Над дальним лесом хмуро висела, как напоминание о пережитом кошмаре, жутковато-кладбищенская луна, загадочное светило ночное, укравшее свет у светила дневного, чтобы в пору ночную, как Прометей, нести его людям.
Луна висела в небесном просторе, отбрасывая на деревья призрачные, таинственно-мрачные, печально-загадочные тени, плавно серебрились тропинки, и белесо сиял остов порушенной церкви. И эта белая церковь показалась мне очень знакомой, словно я мог видеть ее когда-то - в прошлой, навсегда ушедшей из памяти жизни...
И - вдруг: я почувствовал - что-то изменилось в этом нерушимом спокойствии ночного мира. Словно чьи-то тонкие пальцы легко тронули невидимые струны лунной арфы, заполняя уснувшее мирозданье хрустальными звуками нежной игры перламутровой скрипки - и ласковый свет, что лился откуда-то с неба, нежно коснулся лица моего...
И опять мир куда-то исчез, испарился, канул в пространство, развеялся прахом во времени - так в один миг светло вокруг стало. И в лазоревом свете стеклянных звездных огней заметалась по небу луна, затрепетала, как пойманный в силки зверек, в сферах небесных, раскололась на части - и вот уже на пламенеющем небе воссияли два полумесяца бледных. Но вот и они тают - их поглощает пламя внезапного яркого света, что струился с темных небес, озаряя купол разрушенной церкви. Этот свет был еще слабым, но гордым, свободным, убивающим все страхи ночного кошмара.
И я вгляделся в тот свет...
.. Она шла очень медленно, невидимо и неслышно, хрустально-прозрачная, сказочно-нереальная девушка лет шестнадцати или семнадцати. Облаченная в белоснежные одеяния, сотканные божественной рукой из света и тьмы, из дождя и из снега, из тумана и мрака, из солнца, из звезд, из луны, - она походила на ангела, сошедшего с небес на землю. Девушка-ангел медленно шла, и ночь расступалась перед ней, и ночные призраки и страхи разбегались, прятались в темные щели. Девушка шла, и вместе с ней в мир приходили покой, радость и облегчение...
Девушка очень близко подошла ко мне, нас разделяли всего несколько шагов, и ничего не мешало мне подойти к ней. Я смотрел ей в глаза - в загадочные черные глаза -и чувствовал себя художником, который, прильнув к мольберту, исступленно рисует картину ускользающей жизни, и слышит, как поет в его восторженной душе бирюзовая свирель, шуршит слабый шепот зеленой листвы, гудит радостный гул вселенской весны, дышит гранитное молчание ночи. И все это, что нельзя выразить словом, он на холст серебристый благодарно наносит нежными мазками, посылая Богу молитвы о дарованном чуде. Я и был сейчас этим художником, и весь необъятный и неисчерпаемый мир проходил через мою душу, проносясь сквозь пространство и время, и я истово внимал ему, внимал простодушно, по-детски, и видел - мягкую доброту черных. Безбрежных глаз девушки; - легкое очарование, неброское кокетство лучистой улыбки; и слышал - - мягкое журчание лесного ручейка - то пел её голос; - и еще - легкость шагов, колыханье травы, звуки дыханья - всё то, что я видел и слышал, и что представлялось мне только во снах, в скрытых и явных виденьях - сейчас алым светом нежно сияло и к далекому небу стремилось, рвалось в безграничье вселенной, отовсюду вытесняя адскую темень безжалостной ночи...