Меня доставили домой первой. Горчаков вышел из машины, достал из багажника мою сумку и, несмотря на то, что она была небольшой и легкой, потащил на второй этаж. Возле двери он наконец соизволил распечатать свой рот.
– Я вас сильно разочаровал? – спросил он расстроенно.
Не могу сказать, что на меня нашло, только я протянула руку и дотронулась до его щеки. В этот момент открылась дверь соседней квартиры, и оттуда показалась голова Симочки Кругловой. Не обращая на нее никакого внимания, Горчаков взял мою руку, поднес к губам и поцеловал.
– Ах, – вякнула Симочка и тут же захлопнула дверь.
– До завтра, – тихо сказал Горчаков.
«Понятно, – попыталась растравить я себя, очутившись в квартире, – жена уехала на море, можно и хвост слегка распушить в интересах дела». Мне, конечно, не хотелось думать, что Горчаков вообще никаких чувств ко мне не испытывает, но в сказочные варианты тоже не особо верилось. Не то чтобы я ощущала себя лягушкой рядом с царевичем, нет. В конце концов, Матвей ведь тоже увлекся мной, а он был мужчиной, чья внешность сворачивала женщинам мозги. Но в Матвея я никогда не была влюблена по-настоящему, и в момент нашей встречи он был свободен. А Горчаков занят, и я теряю от него голову. В реальной жизни никак не может случиться, чтобы он предпочел меня своей потрясающей жене. А если бы вдруг и предпочел, то я терзалась бы чувством вины, которое в конце концов все бы испортило. Вот такая я дура.
В понедельник в отчете Шлыкову я снова не упомянула ни о жене, ни о ребенке, ни о няне. Донос, который я долго обдумывала, чтобы он выглядел правдоподобно, отнял массу времени. Горчакова я видела только один раз, и это меня вполне устраивало. Липа дала мне конверт, в котором лежали сверхурочные. Представляю, что бы я почувствовала при виде этих денег, если бы между мной и шефом что-нибудь произошло в выходные. Целый день я ждала, что позвонит Егор, но телефон молчал, и я поехала на Казанский вокзал. Потом дождалась в условленном месте Веру и рассказала ей про блондина с плохим зрением, которого видела уже дважды.
– Вероятно, твой шеф их интересует гораздо сильнее, чем мой, – предположила она. – Я специально проверяла: за мной никто не следит. После исчезновения Глеба мне звонили только однажды. Подбадривали. Мол, так держать.
– Все это ужасно, – вздохнула я. – Горчаков что-то заподозрил. В эти выходные он не отпускал от себя Крылова ни на шаг.
– Думаешь, твой шеф тебя подозревает? Скажи это Егору, когда он позвонит. Может быть, тебя отпустят?
– А если убьют?
– Ты что?! – Вера схватила меня за руку и испуганно заморгала. – Ты думаешь?..
– Разве для них это представляет сложность? Зато никаких концов. Чик – и все.
– Но наши мужья... – растерянно произнесла Вера. – Я не слышала, чтобы людей убивали семьями.
– Мы с тобой много чего не слышали.
Я закашлялась. После выходных на природе у меня болело горло. Придется Горчакову, кроме сверхурочных, оплачивать еще и мой больничный. Меня немного познабливало.
– Да у тебя температура! – сообщила Вера, потрогав мой лоб. – Немедленно в постель!
И она повезла меня домой. По дороге мы купили самое необходимое – лимоны, витамин С и перцовый пластырь.
– Это все равно что горчичники, – пояснила Вера, – только пластырь не надо мочить.
Она приклеила мне пластырь на спину и заставила натянуть шерстяные носки. Потом заварила чай, сделала горячие бутерброды и удалилась, пообещав позвонить завтра.
– Завтра вторник. Я еще разок прокачусь вечером на вокзал, – сказала она на прощание. – Вдруг этот заход окажется удачным?
Ее не оставляла мысль найти еще каких-нибудь подруг по несчастью.
– Ладно, – согласилась я. – Только будь осторожна.
Ночью у меня поднялась высокая температура, я кое-как содрала с себя пластырь, который едва не прожег во мне дыру, включила свет и начала накачиваться жидкостью. Бабушка говорила: чем больше пьешь, тем быстрее спадает жар. В дело шло все – и ромашковый чай, и сок из холодильника, и шиповниковый сироп, и даже разведенное водой варенье. Примерно на четвертой чашке зазвонил телефон. Я посмотрела на часы: без десяти три. Неужели очередные неприятности?
– Алло? – спросила я осипшим голосом. – Кто это?
Трубка молчала. Это молчание показалось мне особенно зловещим. Скорее всего, потому, что за окнами было темно, в квартире – страшно, а меня всю ломало. «Наверное, Егор», – решила я. То, что он так долго не давал о себе знать, меня настораживало.
Утром я позвонила Липе и предупредила, что на работу не приду. Потом явилась Симочка Круглова. Ее просто распирало от нездорового любопытства – что это за мужчина целовал мне руки перед дверью? Она все знала о наших с Матвеем отношениях, поэтому ни чуточки не осуждала меня за легкомыслие.
– Это мой шеф, – неохотно призналась я.
– Потрясающий мужчина! – восхитилась Симочка.
– Он женат.
– Ну и что с того? Матвей тоже был на тебе женат, – резонно возразила та.
– У нас с Матвеем не было детей, – продолжала настаивать я. – А у шефа очаровательный сынишка. Притом совсем маленький.
Симочка с сожалением развела руками. Действительно, что тут скажешь?
– Хочешь я приготовлю чего-нибудь? – предложила она.
В этот момент раздался звонок в дверь.
– Открыть? – спросила она. – Или сделаем вид, что нас нет?
– Открой, пожалуйста. И впусти. Кто бы это ни был.
Симочка скрылась за дверью и через некоторое время ввела в комнату совершенно незнакомую мне крашеную блондинку. Вошедшая была маленького росточка, но очень аппетитная, в светлых брючках в обтяжку и коротеньком топе. Крошечную сумочку она держала перед собой, словно взволнованная просительница, пришедшая к благодетелю.
– Здравствуйте, – сказала она.
Даже мне, видевшей ее впервые в жизни, было понятно, что неуверенность, которую она сейчас испытывает, чувство для нее абсолютно нетипичное. Обычно дамочки такого сорта ведут себя иначе.
– Добрый день, – просипела я, откидываясь на подушку.
Меня бил озноб, и не было никакого желания заводить новое знакомство.
– Меня зовут Виолетта, – продолжала между тем блондинка, присаживаясь на стул. – Я... – Она замялась и, вздохнув, посмотрела в окно. – Матвей... Ваш муж, я имею в виду... Понимаете, я – та женщина...
– Понимаю, – я помогла ей. – Вы та женщина, с которой он был в день своей смерти.
– Да-да, – оживилась Виолетта. – Вот именно.
– И?
– Я думаю, что обязана вам сказать... – Она сосредоточилась, ее глаза перестали бегать и хмуро глядели прямо на меня. – Матвей в тот день, конечно, пил, но не слишком много. И я ни разу не видела, чтобы он принимал этот... как его...
– Доксепин, – подсказала я.
– Вот-вот. Матвей вообще не любил таблетки.
– Я знаю.
– Извините.
– Значит, вы думаете, это милиционеры наврали, что он был в стельку пьян?
– Я просто не знаю, что и думать, – призналась Виолетта. – Как бы то ни было, но я решила прийти к вам и все рассказать. Вы ведь имеете на это право.
Видимо, у Виолетты был какой-то особый кодекс чести.
– А вы в милиции об этом рассказали?
– Да, а что толку? Полупустую упаковку таблеток нашли в кармане его пиджака. И пить его никто не мог заставить насильно.
«Очень даже мог», – подумала я про себя, а вслух произнесла:
– Что ж, спасибо, что зашли. А теперь простите, у меня температура...
Симочка проводила совестливую Виолетту до двери, потом вернулась ко мне и присела на край кровати.
– Послушай, что происходит? – спросила она. – Ты ведешь себя так, будто точно знаешь, что случилось с твоим мужем.
– Это действительно так. Его убили.
Наверное, из-за температуры мне было абсолютно все равно, испугается Симочка или нет, и вообще, надо ли ей знать подробности происходящего?
– А из-за чего его убили? – нахмурившись, спросила соседка.
– Из-за меня. На меня наехали. Хотели, чтобы я стучала на своего шефа.