Из выделенной мне комнаты на втором этаже коттеджа я смотрела вниз на Горчакова, который, устроившись в плетеном кресле на веранде, диктовал что-то Липе. Та сидела за столом, уткнувшись в ноутбук.
Меня раздирали противоречивые чувства. Боль, связанная со смертью Матвея, собственная вина, любовь к Горчакову, осознание безнадежности этой любви, плюс ревность к его жене. Над всей этой гремучей смесью витала жажда мести, приправленная страхом, – я мечтала вывести людей Шлыкова на чистую воду и одновременно боялась их. Я боялась, что они причинят вред моему брату и его семье, если я буду упорствовать в своем нежелании доносить на шефа.
Я смотрела на макушку Горчакова, еле сдерживая слезы. В этот момент я отчетливо осознала, что люблю его. И что в понедельник мне придется запротоколировать все его телефонные звонки и визиты и передать эти сведения убийцам собственного мужа.
Обедали на веранде. Я чувствовала себя диверсанткой, и поэтому ароматный суп, поданный в глубоких пиалах, мой организм принимать отказывался.
– Вам надо поесть, – серьезно сказал Горчаков, с тревогой глядя на меня. – У вас под глазами синяки. И вы очень сильно похудели за последнее время.
– Может быть, вам хочется чего-то другого? – заботливо спросила Альбина. – Что вы больше всего любите?
«Вашего мужа», – хотелось ответить мне, но вместо этого я пробормотала:
– Спасибо, суп очень вкусный. Я с удовольствием поем.
Люди Шлыкова обязательно спросят, чем занимался Горчаков в выходные. Поэтому после обеда я осталась на веранде, чтобы подслушать. Шеф просчитывал рентабельность нового оборудования, которое собиралась закупать его фирма. И еще прикидывал возможности расширения. Время от времени он поглядывал на меня, словно проверяя, в каком я состоянии. Видимо, мой вид его не радовал, потому что он то и дело хмурился. Иногда даже замолкал на полуслове. В конце концов Липа не выдержала и с присущей ей прямотой заявила:
– Сергей Алексеевич, если вы хотите все закончить сегодня, Маришу нужно прогнать. Она вас отвлекает.
Я бросила на нее испепеляющий взгляд, но она только пожала плечами:
– Ну, правда. Ты сидишь, как русалка, от тебя глаз не оторвать.
Горчаков усмехнулся:
– Липа, ваша прямолинейность иногда просто шокирует.
– Кого это? – тупо спросила та.
– Допустим, меня. – Шеф улыбнулся, что слегка сгладило пикантность ситуации.
– Шокировать может только правда, – не сдавалась глупая Липа.
– Я с вами полностью согласен. Все сказанное вами правда. Марина меня действительно отвлекает. Она прекрасна, словно русалка, я не могу отвести от нее глаз и сбиваюсь с мысли.
Я мгновенно поднялась, чтобы ретироваться, но Горчаков внезапно поймал меня за запястье и, поглядев в глаза, произнес:
– Останьтесь, не уходите.
Липа демонстративно вздохнула. А я, если честно, просто не знала, как реагировать.
– Спасибо, вы очень чуткий человек, – наконец нашлась я, проследив глазами за Альбиной, которая шла по садовой дорожке. – Но лучше я пойду отдохну.
Горчаков тоже встал и, засунув руки в карманы, болезненно поморщился:
– Не знаю, как вам помочь. Мне не хочется, чтобы вы уединялись и страдали в одиночестве.
Но я все-таки уединилась. Сердце мое обливалось кровью. Если он будет и дальше проявлять свое расположение и хватать меня за руки, я прореву всю оставшуюся жизнь.
Альбина не набивалась мне в утешители, честно выполняя роль радушной хозяйки. Оказалось, с ней легко общаться. Она была весьма неглупой, с хорошим чувством юмора и спокойным характером. Короче, у нее было все, что могло заинтересовать такого мужчину, как Горчаков.
Перед сном в мою комнату заглянула Липа и, немного помявшись, что было ей совсем несвойственно, спросила:
– Может, тебе не с кем поговорить? Я всегда могу выслушать и не разболтаю, честное слово. Вообще-то я несдержанная, но если надо, из меня слова не вытянешь.
– Спасибо, Липа, – растроганно сказала я. – Но мне нужно самой пережить этот тяжелый момент. Все пройдет.
– Ладно, тогда спокойной ночи.
Я выключила свет и легла. В распахнутом настежь окне, словно живая, шевелилась занавеска. Иногда она взлетала вверх, и тогда взгляду открывался чернильный кусочек неба без звезд. Изредка выныривала из этих чернил тусклая луна, оставляя на постели ртутные лужи. Я долго лежала без сна, потом снова растравила себя тоскливыми мыслями, тут-то меня и развезло. Я принялась рыдать со всей страстью одинокой и безнадежно влюбленной женщины. Чтобы никого не потревожить, я засунула голову под подушку, поэтому не услышала, как открылась дверь и в комнату вошел Горчаков. На нем были спортивные брюки и тенниска, волосы встрепаны со сна. Правда, все это я рассмотрела позже.
Когда он положил руку мне на плечо, я окаменела от испуга и засопела под подушкой, внезапно почувствовав, как мало здесь воздуха.
– Только не визжите, – попросил Горчаков, наклонившись к моему уху. – Испугаете ребенка. Он спит внизу, комната прямо под вами. Это всего лишь я.
Всего лишь! Если бы он знал! Я перевернулась на спину, отодвинув подушку в сторону, и столкнулась с предметом своего обожания буквально нос к носу. Он сидел на краю кровати, низко склонившись надо мной. От него приятно пахло чем-то горьковато-терпким, и в неярком свете луны его глаза казались непроницаемыми.
Я в последний раз всхлипнула и хотела было извиниться, но тут случилось невероятное. Горчаков наклонился еще ниже и вдруг прижался губами к моим губам. Я испуганно замерла, ощутив невероятную истому. Наверное, то же самое чувствует пломбир, когда его поливают горячим сиропом. Я была пломбиром. В нем нет ни косточек, ни иных твердых составляющих. Он может только таять, принося блаженство тем, кто его любит.
Через мгновение Горчаков отстранился, стремительно поднялся и вышел безмолвно, словно привидение, случайно забредшее в жилую часть дома. «Черт, что это было?» – подумала я, ущипнув себя за руку. Слезы мгновенно высохли. Я уставилась в потолок и замерла, сложив руки на животе. Голова моя превратилась в тоннель, сквозь который, как скорые поезда, проносились мысли. Ни одна не задерживалась ни на секунду. «Завтра надо сделать вид, что ничего не случилось», – сказала я себе. Интересно, а как будет вести себя Горчаков?
Утром он тоже старательно делал вид, что ничего не случилось. Мы встретились за общим столом во время завтрака. Альбина хлопотала с чашками и тарелками, стараясь, чтобы гостям было легко и удобно. Горчаков пожелал всем доброго утра, улыбнувшись Липе и мне одновременно. Пока мы пили кофе, он бросил на меня лишь один рассеянный взгляд. Я решила, что он лунатик и приходил ко мне в комнату в состоянии транса.
После завтрака Горчаков водил своего сынишку на речку, потом передал его няне, а сам снова уселся на веранде, призвав к себе на помощь верную Липу. Альбина предложила мне найти книгу по душе и поваляться в шезлонге. Я выбрала сказки Шварца, устроилась в теньке и не заметила, как задремала. Короче, день прошел обыкновенно, я пребывала в прострации, а потом полночи лежала без сна. А вдруг сегодня снова выглянет луна, и лунатик Горчаков нагрянет с поцелуями? Но он, конечно, не пришел. Что ж, хорошенького понемножку.
Утром мы втроем загрузились в машину, тепло распрощались с ослепительной хозяйкой, потискали малыша и отправились в город. У всех, кроме меня, было бодрое настроение. Впрочем, я изо всех сил делала вид, что мне гораздо лучше и выходные на природе не прошли даром. Я вежливо поблагодарила шефа за заботу и чмокнула Липу в щеку – она была ко мне очень внимательна.
Телефон в офисе притягивал меня, словно прожектор мотылька. Я смотрела на него, не отрываясь, как на некое опасное существо, которое в любой момент может ожить и начать кусаться. Мои опасения оправдались: Егор позвонил после обеда.
– Марина Александровна? – спросил он весьма любезным голосом. – Надеюсь, наши разногласия в прошлом? На этот раз я хорошо вам все объяснил?