Люциус ШЕПАРД
Рита Уайтлоу и Джимми Рой Гай казались странной парой всем, кроме разве что их самих. Непонятно, что общего могло быть у этого молодого человека, никак не выглядевшего на свои двадцать девять, и каменнолицей индианки старше его добрым десятком лет, причем на вид ей нельзя было дать ни единым днем меньше... Впрочем – и это признавали даже самые злые критики, – женщины ее типа вполне способны пленить воображение отдельных представителей мужского племени. Ростом она была под шесть футов, легко превосходя эту отметку на высоких каблуках, и носила косичку с вплетенным в нее ястребиным пером. Тонкими правильными чертами лица она походила на одну давно умершую киноактрису из числа тех, чье имя никто не может толком воскресить в памяти. При всем том в ее облике было что-то отталкивающее, что-то несомненно противное самой природе красоты. Слишком уж ярок был этот отчаянный, с бесовщинкой, огонек в ее глазах. Невольно возникало ощущение, что всякий, кто коснется поцелуем этих твердо сжатых губ, рискует вызвать искру, как от удара о кремень. Что до Джимми, то он был светловолос, несколькими дюймами ниже своей подруги, с лицом славного деревенского парнишки и серо-голубыми глазами, спокойно и как бы немного растерянно взирающими на мир. Поговаривали, что у него не все дома, подтверждением чему могла служить и его связь с Ритой. Находились, однако, и те, кто высказывал прямо противоположное мнение. Как бы там оно ни было, когда люди видели Джимми и Риту сидящими рядом за столиками во время оружейных выставок, им и в голову не могла прийти возможность существования нежных или хотя бы просто дружеских чувств между столь очевидно разными людьми. Казалось, этих двоих на самом деле не объединяло ничто, за исключением того странного факта, что они все-таки были вместе.
Четверг, день открытия Иссакуахской оружейной выставки, подобно многим другим их дням, начался в кемпинге близ скоростной автострады, в двадцати минутах езды от западных склонов Каскадных гор, штат Вашингтон. Густой туман окутал окрестности, придав таинственно-призрачный вид унылому бункероподобному сооружению – вместилищу туалетов и ванных комнат – и превратив чахлую ель на подступах к нему в нечто таящее смутную угрозу. Звуки интенсивного автомобильного движения на автостраде казались сейчас порождением какой-то иной реальности. Рита, дополнив свой наряд из рубашки и кожаных брюк клетчатой шерстяной курткой, убирала спальные мешки в коричневый «додж» с черно-желтой надписью «Оружие Гая» на боку. Джимми, в джинсах и куртке из рыжей замши, когда-то очень давно знававшей лучшие дни, стоял в стороне, глядя в небо и как будто размышляя о превратностях погоды.
– Похоже, сегодня будет что-то новенькое, – сказал он, – и эта штука должна хорошо обернуться.
– Ты все время так говоришь, – заметила Рита, – и по большей части впустую.
– Я чую их издали, – сказал Джимми. – Они сами идут к нам в руки, если только не споткнутся где-нибудь на подходе.
Рита захлопнула заднюю дверцу фургона.
– Ну-ну... там увидим.
Держась внешней, медленной, полосы автострады, они проехали девять миль до Иссакуаха и там свернули в узкую боковую улицу. По ветровому стеклу забарабанил косой дождь. Дорога представляла собой почти непрерывную череду глубоких луж, а вскоре стала уже настоящей рекой, проложившей русло меж одноэтажных пиццерийно-закусочных берегов и населенной снующими взад-вперед яркоглазыми металлическими рыбами. Они позавтракали, сидя в фургоне и разглядывая рекламу шиномонтажной мастерской – огромная автомобильная покрышка с клоунской физиономией в центре, – которая венчала здание, отгороженное от них шеренгой мусорных баков. Джимми ел печенье из пресного теста с колбасой, яйцом и сыром, а Рита сосредоточенно расправлялась с гамбургером и жареным картофелем.
– Не пойму, как ты можешь чуть не каждое утро есть эти чертовы гамбургеры, – сказал Джимми, хрустя печеньем. – Это нельзя считать нормальным завтраком.
Рита пробурчала что-то с набитым ртом, он попросил ее повторить.
– Я говорю... – она проглотила кусок и вытерла рот салфеткой, – что ты ешь топленый свиной жир. – Далее последовал большой глоток «диет-коки». – Твоя колбаса – это наполовину свиной жир. Как и печенье.
– Зато хоть по вкусу тянет на завтрак.
Рита ответила устало-снисходительным вздохом, каким матери реагируют на капризы несмышленого ребенка. Они еще не покончили с едой, когда перед мысленным взором Джимми вдруг возник образ молодой пальмы, купающейся в золотом солнце раннего южного утра. Не препятствуя обыденному течению его мыслей, образ понемногу становился все более четким и обретал новые детали. Жемчужные капли росы на широких темно-зеленых листьях. Пылинки в столбе солнечного света, подобные сверкающим возбужденным атомам. Пятнистая ящерица, прильнувшая к стволу дерева. Когда все это исчезло, он сказал:
– Я был прав, что-то придет! Оно уже со мной говорит.
Рита бросила в рот кусочек картофеля и заработала челюстями.
– И о чем там речь?
Джимми описал свое видение. Она меж тем внимательно изучала список ингредиентов шоколадного батончика, мелким шрифтом выведенный на его обертке.
– Да уж, неслабо потрепались.
– Конечно, это нельзя в полном смысле назвать разговором. – Он был раздражен ее вялой реакцией. – Я выразился фигурально. Зря ты думаешь, что все это пустая блажь.
– Ты не можешь знать, что я думаю, – произнесла она без всякого выражения и, надкусив батончик, загнула обратно надорванный край обертки.
– Интересно, что такое ты во мне видишь? – спросил Джимми. – Должно быть, зрелище так себе. Не зря же в половине случаев ты обращаешься со мной как с жалким кретином.
Дождь вновь усилился, заливая ветровое стекло; рекламный щит напротив них превратился в расплывчатое бело-голубое пятно.
– А как оно в другой половине случаев? – спросила Рита.
– Вроде ничего, – признал он. – Но это не значит...
– Тогда подумай об этом, прежде чем на меня катить. Возможно, в тех случаях, когда я не слишком мила, мне просто-напросто не до тебя.
Это заявление его встревожило.
– Ты хочешь сказать... Что-то не так?
– Что-то всегда не так, Джимми. – Она запихнула картонную коробку из-под жареного картофеля в фирменный пакет «Макдональдс», тщательно все это смяла и, приоткрыв окно, запустила комком в сторону ближайшего мусорного бака. Дождь намочил плечо ее куртки, когда она поднимала стекло. – Я, например, думаю о наших счетах. А если не о счетах, так о машине, – надо ведь и этим кому-то заниматься. Или о том, стоит ли нам ехать в Норт-Бенд. Короче, обо всем дерьме, к которому ты не имеешь касательства.
– Я готов взять часть проблем на себя, если ты не против.
– Ну, разумеется! Вот только в последний раз, когда ты сам взялся решать проблемы, их количество только возросло. Ты правда хочешь знать, что я в тебе вижу? – Черные глаза пронзили Джимми, и он ощутил чуть ли не физическую боль от этого взгляда. – Я бы сказала, но, если скажу, это может исчезнуть. – Она запустила двигатель и погазовала на холостом ходу. – Доедай быстрее. Надо еще застолбить место в зале.
Он как раз думал о пальме – интересно, где она росла: в Мексике, Бразилии... может, на Кубе? – и поэтому ответ прозвучал с задержкой.
– Я не ем поганый свиной жир, – сказал он.
* * *
В углу выставочного зала, вдали от эпицентра суеты, где под растянутыми во всю длину потолка лампами дневного света бритоголовые прыщавые юнцы в майках с сатанистской символикой ласкали взорами штурмовые винтовки, где воинствующие седобородые проповедники норовили всучить свои брошюрки членам стрелковых клубов и толстякам с пузатыми бумажниками, где дельцы новой волны бойко торговали ножами с выкидным лезвием и корпусами авиабомб времен Второй мировой, где почтенные семейства обследовали киоски на предмет «красивой штуковины с перламутровой рукояткой и приличной убойной силой – подарок для нашей мамочки»... в стороне от всего этого, в самом дальнем углу зала, находились два стола с экспозицией фирмы «Оружие Гая». В отличие от своих коллег по бизнесу Джимми и Рита никогда не вывешивали над столами плакат с названием фирмы. Они имели дело с избранной клиентурой, а такие люди находили их и без помощи рекламы. Среди их экспонатов были «смит-вессон» 42-го калибра, некогда принадлежавший Тедди Рузвельту[1], «беретта» 38-го калибра с позолоченной рукояткой, в свое время подаренная членами Чикагской торговой палаты Эллиоту Нессу, однозарядный «дерринджер» Бель Стар, знаменитой шпионки эпохи Гражданской войны. По соседству располагались орудия убийства с менее благородной, но не менее подлинной историей; иные из них выглядели особенно угрюмо и зловеще среди складок красного бархата, иные же – с красивой отделкой и инкрустациями – казались безобидными произведениями ювелирного искусства. Большинство из тех, кто забредал в их угол, давали задний ход, едва взглянув на ценники. Изредка какой-нибудь обладатель футболки с надписью типа: «Если хочешь мою пушку, возьми ее из моей мертвой руки» – склонялся над стендом и задавал пару вопросов, прежде чем отвалить. А один раз перед столами остановились несколько русских, только что закупивших крупную партию выкидных ножей, и затеяли между собой спор по поводу «беретты» Несса. – Этот парень, Эллиот Несс, из «Неприкасаемых»?[2] – спросил их представитель, видно самый англоговорящий.