— Оповестим сейчас всех, только думаю, что это бесполезно, — вяло сказал Мельников.
— Кстати, — злясь в душе на своего приятеля, обратилась я к Королихину. — Вы эти данные откуда-то переписывали или сам Сапожников их вам сообщил?
— Сам сообщил, — кивнул администратор. — Я просто записал с его слов, и все…
— Так, может, он и не работал вовсе ни в какой фирме «Артекс»! — воскликнул Барабаш. — Может, и нет такой фирмы!
— Может, и нет, — глядя в пол, согласился Королихин. — Но вы сами подумайте, Вениамин Викторович, — не станем же мы проверять каждое предыдущее место работы наших сотрудников! На это же уйдет бог знает сколько времени! К тому же многие эти фирмы-фирмочки, как вы знаете, ликвидируются через месяц после открытия! И как все это потом поднимать?
— Ну ты все-таки не в забегаловке работаешь, Евгений Федорович! — парировал Барабаш.
— Тогда мне нужно бросать основную работу и только этим заниматься! — не остался в долгу администратор. — Нанимайте тогда специального сотрудника, который будет досконально изучать все предыдущие места работы остальных!
Мельникову надоело слушать эти пререкания, и он направился в коридор, где по-прежнему тусовались его оперативники.
Я же подумала, что ему просто не хочется заниматься этим делом. Оно явно не входило в разряд громких, за раскрытие которых можно получить хороший бонус. А избалованный похвалой начальства Мельников уже привык к подобным делам. Но с другой стороны, Андрей сам всегда говорил, что за раскрытое дело далеко не всегда получишь поощрение, а вот взбучку за нераскрытое — обязательно. Почему же он не мычит, не телится?
— Так что же, в первую очередь к матери Порфирьева, что ли, ехать? — с досадой спросила я майора, когда он вернулся в кабинет. — Ведь ей еще предстоит сообщить о смерти сына!
— Да, — подобравшись, кивнул Мельников. — Сейчас я отправлю туда Прокудина и…
— Я поеду с ним, — тут же заявила я.
Майор посмотрел на меня полным сочувствия взглядом, словно хотел сказать: «И охота тебе переться посреди ночи», но спорить не стал.
— Я не возражаю. Только рад буду, если ты тоже подключишься. Тем более что у вас с Прокудиным уже был благоприятный опыт сотрудничества. Вот и продолжайте, так сказать, развивать деловые отношения, делитесь своими навыками…
«Похоже, он был бы рад, если бы я теперь раскрывала за него все возникшие дела, — усмехнулась про себя я. — Эх, Андрей, Андрей… Куда же девалось твое честолюбие? Раньше ты старался сам раскрыть дело. И если даже я подключалась к расследованию, то твоему начальству об этом не становилось известно. Впрочем, если я и это дело раскрою, то основные лавры-то все равно достанутся тебе, как обычно. А я уж довольствуюсь гонораром от господина Барабаша…»
— Ладно, давай сюда Прокудина, мы поедем вместе, — сказала я, видя, что Мельников уже откровенно позевывает, посматривая на часы.
— Да, — спохватился майор. — Сейчас я ему все скажу, пойдем.
Мы вышли из кабинета Барабаша и двинулись в зал, где нас ждали Прокудин, Мишаков, эксперт и еще пара оперативников. Из всей компании только Прокудин сохранял невозмутимость, остальные же измаялись сидеть за столиками в ожидании начальника.
— Прокудин! — строго произнес Мельников, выходя в зал.
Старший лейтенант сразу же вытянулся в струнку.
— Сейчас поедешь вместе с Татьяной к матери убитого, сообщишь ей о смерти сына… Только тактично сообщишь, Прокудин, понял? Чтобы истерику не вызвать, — еще строже подчеркнул майор, хотя прекрасно было понятно, что тактичность в подобном сообщении нисколько не смягчит горя матери, а истерика скорее всего неизбежна. — Адрес-то узнали, что ли? — спросил майор.
— Так точно, — пробасил Прокудин, вынимая из кармана блокнот.
— Не надо, — остановил его Мельников. — Одним словом, снимешь показания, выясни там поподробнее про ее сына все, что сможешь. Вот Татьяна тебе поможет. После этого можешь отправляться домой, а завтра с утра ко мне на доклад. Ясно?
— Так точно, — снова ответил Прокудин.
— Ну вот и славно, — повеселел Мельников. — А я домой, у меня завтра очень напряженный день. Ты даже представить себе не можешь, до какой степени, Прокудин…
Оперативники сочувственно покивали, сами надеясь освободиться поскорее, только Прокудин, который был образцовым исполнителем и для которого приказ начальства был превыше всего, сохранил прежнее, без эмоций, выражение лица.
Все покинули бар-ресторан, Мельников сел в свою служебную машину, а мы с Прокудиным отправились к моей «девятке».
— Куда ехать? — заводя мотор, спросила я.
Прокудин снова полез в карман за блокнотом и, открыв его, четко продиктовал:
— Улица Соборная, пятнадцать, квартира сорок четыре. Порфирьева Тамара Григорьевна, сорок восьмого года рождения…
— Стоп, это не нужно, — остановила его я. — Едем.
Правда, перед тем как тронуться с места, я достала свой замшевый коричневый мешочек с гадальными двенадцатигранными костями, который все время со мной. И в расследованиях, и в жизни я частенько прибегаю к помощи этих костей, предсказания которых никогда не бывают ложными. Только нужно уметь их растолковывать.
2+18+27 — Если вас ничто не тревожит, готовьтесь к скорым волнениям.
Вот что сказали мне мои помощники, когда я рассыпала их на сиденье. И это означало, что начатое мною расследование, скорее всего, преподнесет мне некоторые сюрпризы. Собственно, это и неудивительно: я за годы занятий частным сыском не могла вспомнить ни одного дела, которое прошло бы и ровно, и гладко, что называется, без сучка без задоринки.
На машине мы добрались до дома Тамары Григорьевны за пятнадцать минут. На звонок открыла женщина в возрасте, с ничем не примечательной внешностью, типичная пенсионерка — полноватая, маленького роста, в фланелевом халате с бигуди на голове. Она растерянно переводила взгляд с меня на Прокудина.
— Здравствуйте, мы к вам по делу, — выступила вперед я, не забывая про пресловутую тактичность и ломая голову, как же все-таки ее соблюсти. Я в душе уже чуть ли не жалела, что отправилась сюда вместе с Прокудиным и волей-неволей взяла на себя столь неблагодарную задачу — сообщать матери о смерти сына.
— А я думала, это Алеша вернулся, — проговорила тем временем женщина, и растерянность уже начала сходить с ее лица, как вдруг Прокудин со всей серьезностью на лице бухнул:
— Алеша не вернется.
Я внутренне ахнула: пока я ломала голову над тем, как подобрать нужные слова, Прокудин сделал это за меня и весьма неудачно. Лицо женщины стремительно начало меняться. Глаза ее потемнели, брови нахмурились, и она с откровенной тревогой перевела взгляд на меня. Мне срочно пришлось вмешаться, пока твердолобый Прокудин вконец не испортил ситуацию.
— Вы нас извините, пожалуйста, — проговорила я. — Мы должны вам сообщить… Мы принесли вам плохую новость о сыне…
Я чувствовала, что никак не могу закончить и произнести горькую фразу. Я, повидавшая на своем веку немало смертей и выработавшая в своем характере черты, близкие к цинизму, никак не могла привыкнуть к общению с родственниками только что погибших людей. Тем более матерей. Женщина уже с нескрываемым испугом смотрела на нас и готова была захлопнуть дверь, чтобы таким образом отгородить себя от всех плохих известий, но тут снова вмешался Прокудин. Он вытащил свое служебное удостоверение и сказал:
— ГорУВД, убойный отдел. Ваш сын Алексей Порфирьев убит сегодня в баре-ресторане «Гладиатор» ударом ножа в область шеи.
И после этого неожиданно уточнил:
— Вы Порфирьева Тамара Григорьевна?
Женщина не сумела ответить на этот вопрос: она схватилась за сердце и стала медленно оседать на пол…
…Около часа ушло на то, чтобы привести Тамару Григорьевну в чувство, предотвратить сердечный приступ, выдержать ее рыдания, после чего она стала более-менее в состоянии отвечать на вопросы. Прокудин, по моим взглядам понявший, что сделал что-то не так, предоставил мне возможность вести беседу самой.