Ничего не могу придумать в ответ.
- Если не будешь есть, тебя будут кормить с ложечки. Ты этого хочешь?
Он рядом. Садится. Чувствую запах его парфюма. Неожиданно приятный.
- Славик, - нараспев произносит он моё имя. – Не позволю тебе умереть. Даже не думай об этом.
- Что, не наигрался?
- Нет, - он улыбается. Довольный, что я заговорил. Протягивает руку и отводит волосы от лица. Конечно, я вздрагиваю. – Боишься?
- Нет.
Бессовестно вру. Его улыбка становится шире. Рука тёплая, опускается мне на плечо. Больше всего хочу, чтобы её там не было.
- Славик, - чёрт возьми, перестань меня называть по имени… - Славик.
Он притягивает меня к себе, и я не сопротивляюсь. Чуть помедлив, его губы касаются моих. Замирают. Я был не прав, когда думал, что это омерзительно. Он без сопротивления проникает языком внутрь. Я не двигаюсь. Нахожусь в состоянии шока. Широко открыв глаза, окаменев. А Мурат целует меня. С тем чувством, которого я никогда не испытывал. С нежностью. Меня никто никогда не целовал. Слюнявые лобызания, призванные унизить, не в счёт. Пальцы мужчины пробегают по моей шее, чуть щекоча, приятно щекоча. Поцелуй обострил чувства. Отключил мозг. Я пришёл в себя на коленях мужчины. Не понимая, как я там оказался, я со страхом посмотрел на него, вкладывая во взгляд всё моё недоумение. Он ответил. Ну, если поцелуй можно назвать ответом.
Мы целовались бесконечно долго. И он ничего не делал больше. Гладил меня. Прижимал к себе. Я возбудился. На тонких пижамных штанах отчетливо выделялось тёмное пятно. Судя по застывшему желанию в глубине его глаз, Мурат себя сдерживал с трудом. Но сдерживал.
Позади раздалось кашлянье. Не особо деликатное. Напоминающее, что в доме могут быть другие. Медсестра, например.
И тут впервые в жизни мне стало стыдно. Мне не было стыдно раздвигать анальное отверстие четырьмя пальцами на камеру, а тут стало… Не понимая, что делаю, я спрятал голову на груди мужчины, и он обнял меня в ответ. Защищая. Это чувство, что кто-то есть, кто-то сильнее… Горло сжало. Я никогда такого не испытывал. Буквально скатываясь с его коленок, я отползаю дальше от него. Это ложное чувство. Он играет со мной. Сам сказал. Таких, как я, не защищают. И уж, конечно, не целуют с нежностью.
Мурат поправил смятую рубашку и вышел, выразительно глядя на медсестру. Которая очень недовольная сделала мне укол.
***
Раны под повязкой чесались. Ужасно. Я то и дело теребил бинты, отчего они растянулись, и из них повылазили нитки. Аппетита не было. Настроения тоже не было. Я думал, что этот пидарас Арефман ужасней всех на свете. Ошибался. Каждым своим появлением Мурат доказывает обратное. Я чуть было не доверился ему в прошлый раз. Как идиот отвечал на поцелуй. Мурат играет нечестно. Но я понял, что мне нужно сделать. Подыграть ему. Тогда его бдительность ослабнет. Я смогу завершить начатое.
Мужчина появился через несколько дней. Я несмело улыбнулся. Сразу почувствовал, как он напрягся. Его не так просто обмануть. Он не подходил. Замер у дверей:
- Ты по-прежнему не ешь.
- Не хочется, - блять, насилую сам себя, разговаривая с ним.
- Тебе нужно есть. Быть может, приготовить что-то, что ты любишь?
Пиздец, как я тронут. Чего вдруг такая забота? Сука, я в детдоме вырос. Ничего там нормального не давали. Привык к бич-пакетам. Лапшички мне завари. Но я сдержался. Ляпнул:
- Курицу.
- Курицу?
Этот придурок не знает, что есть такая птица?
- Да. С картошечкой.
Ничего не говоря, он выходит. Чёрт, чувствую себя, будто хожу по острию ножа. Не очень хочется, чтобы он понял.
Курицу принесли часа через два. Нежную, сочную, ароматную. Я и сам не заметил, как съел целую порцию.
Мурат появился к вечеру. Нахмуренный. Сел напротив меня (ему принесли стул):
- Ну?
- Что?
- Что ты затеял?
Сердце ушло в пятки. Не понятно, откуда силы, но я говорю:
- Что затеял?
- Улыбаешься мне, есть стал.
- Тебя что-то не устраивает?
- Фальшь, скользящая в этом.
- Ты ошибаешься. Просто… - я замешкался. Ну не знаю я, что сказать.
Мурат воспринял моё молчание по-своему:
- Послушай, Слава, я не собираюсь тебя обижать.
Да ладно. Не могу сдержать улыбку. Да гори оно всё:
- А как же тогда? Когда насиловал. Тоже не собирался?
Он спокойно смотрит на меня:
- Ты меня разозлил.
Горько усмехаюсь:
- Ну и к чему эти игры? Я шлюха, всегда ей буду. Знаешь, сколько меня переебало? Я даже вспомнить не могу.
- Могу представить. Вот только… Слав, ни один из них тебя не целовал.
Шах и мат. Я сглатываю горькую слюну:
- И что? Они, по крайней мере, не строили из себя то, чем не являлись.
- Я строю из себя что-то?
- Да! – закричал я. Его невозмутимость бесила. – Добрячка! Лечишь меня, кормишь! Целуешь! Обращаешься со мной как с…
Я осекся. Глаза были сухими.
- Продолжай, Славик, - чуть усмехаясь, но совсем не зло, произносит Мурат. – Как с человеком? Ты себя не считаешь человеком?
- Я не человек, - устало говорю я и откидываюсь на подушки. Как меня утомил наш пятиминутный разговор. – Я могу объяснить, почему. Может, тогда ты отъебешься. Мать не считала меня за человека, отчим не считал, в детдоме тоже никто не считал. Дальше ещё хуже. Этот мудак Арефман вообще смешал меня с дерьмом. А, нет, был у меня друг… Пашка. Он даже помог мне завязать с наркотиками… А зря, было бы лучше, если бы я оставался под кайфом, тогда я мог придумать, что это всё глюки, что моя жизнь - один большой глюк…
Он оказался рядом. Просто смотрел на меня. Мне хотелось плакать, но я не плакал. Никогда больше не пролью ни одной слезинки. Я обещал себе это ещё в детдоме, да вот не получается. А сейчас получится.
- Дай мне месяц.
- Что?..
- Один месяц. Я попробую показать тебе другую сторону жизни.
- Но…
- Что ты теряешь? Один месяц. И решение в конце примешь ты. Хочешь убить себя – я не буду препятствовать. Один месяц.