Но топор - тяжелый, острый, привычный - остался там, в погасшем муторном сне. Далеко. За тысячи лет отсюда. А здесь?.. Что же можно придумать здесь?!
В лагере уже не спали. Ночь была на удивление тихой, поэтому первый же из душераздирающих криков (рядом где-то, совсем-совсем рядом, в раскопе, что-ли?) поднял на ноги всех. Они сбились в тесную кучку, стараясь унять дрожь, стараясь потише стучать зубами и быть ближе друг к другу - одиннадцать студентов и степенный преподаватель - маленькая, обезличенная страхом толпа. Нет, они не были трусами, некоторым из парней случалось видеть и жестокие полупьяные драки, и худшее, но то, что слышалось им в этих криках... Они не могли подобрать этому ни названия, ни аналогий, но это было страшнее всего, что когда-либо привелось испытать в жизни любому из них.
А потом кто-то тихонько сказал, что Анечка и Анатолий до сих пор не пришли, и что, наверное, это их убивают. Тогда трое вышли из толпы и двинулись в кричащую темноту, и прочие потянулись следом, стараясь не отставать.
Но они не успели даже отойти от палаток. Новые, стремительно приближающиеся звуки остановили их - топот, клокочущее надсадное дыхание... Идущие впереди шарахнулись от вылетевшего из темноты голого человека, от его безумного взгляда и окровавленных рук.
Он не остановился, он просто не заметил их. Нелепой тенью заметался по лагерю, нырнул в палатку поваров и тут же выскочил, кинулся обратно, расталкивая попадающихся по дороге, и в руке его был топор. Только тогда смысл отчаянных сдавленных выкриков дошел до сознания всех (Аня, чуть-чуть еще! Я иду, я скоро! Потерпи, не умирай, пожалуйста!!!), и кто-то охнул: "Толя!", и они кинулись следом - парни, девушки, даже Виталий Максимович боясь подумать о том, что могло случиться с Аней и боясь опоздать.
Да, ночь была тихой и очень светлой, а поэтому они издали увидели лежащую на дне раскопа Анечку, и увидели, как подбежал к ней далеко опередивший остальных Анатолий.
То, что произошло потом, показалось им жутким бредом. Блеснули лунные блики на лезвии вскинутого топора, и топор рухнул на хрупкое Анечкино предплечье, и рухнул на колени Анатолий, скорчился над Аней в непонятной позе. Душит?!
Но Анатолий обернулся на топот подбегающих, и глаза его почему-то оказались не безумными, а радостными, почти счастливыми; а голос был так тверд и властен, что ослушаться его показалось немыслимым.
Он сказал:
- Веревку! Или ремень, что-нибудь! Да быстрее, черт бы вас всех... Она же кровью истечет!
Кто-то из ребят покорно расстегнул брючный ремень, шагнул было к Анатолию, но, споткнувшись о тяжелое, твердое, взвизгнул, отпрянул, с ужасом глянул под ноги... Но нет, это был не кровоточащий обрубок человеческой плоти - просто обломок серого ноздреватого камня, грубое подобие руки, сжатой в кулак. Из кулака этого почему-то торчали обрывки плетеного замшевого шнурка.