За столом Павел Арсентьевич, дуя на суп, изложил про дубленку. Верочка разложила второе, налила кисель, щелкнула по макушке Валерку за то, что он жареный лук из тарелки выуживал, и умело раскинула высшую семейную математику, теория которой ханжески прикидывается арифметикой, а практика сгубила не один математический талант.
После, выставив детей и конфузясь, Павел Арсентьевич чистосердечно поведал обстоятельства находки и предъявил кошелек. Верочка ознакомилась с рублем номер ОЕ 4731612, 1961 года выпуска, обязательным к приему, подделка преследуется по закону, и сказала:
– Бир сом!
– А? – встревожился Павел Арсентьевич.
– Бир манат, – сказала Верочка. – Укс рубла. Адзин рубель. Добытчик мой!..
Посмеялись…
Назавтра у Верочки после работы проводилось торжественное собрание, так что Павел Арсентьевич должен был спешить домой – контролировать детей. В четверг же, следуя закономерности своей жизни, он трудился на овощебазе (неясно, вместо кого): таскал в хранилище ящики с капустой. Когда расселись на перерыв, Володька Супрун, начальник второй группы, стал по рублю народ гоношить. Бутерброды у Павла Арсентьевича были, рубля же нет… А Володька ждет, и все смотрят… Плюнул про себя Павел Арсентьевич, достал найденный кошелек, который потом в бюро сдать намеревался, и подал рубль, под шуточки компании.
За портвейном с Володькой он же в очереди давился.
Застелили ящики, устроили застолье, встретили предварительно наступающий праздник 7 ноября. По-человечески, по-свойски; хорошо.
Праздничным утром Павел Арсентьевич еще кейфовал в постели, а вернувшаяся из универсама Верочка уже варила картошку, перемешивала салат и наставляла Светку не-мед-ленно поднимать ленивых мужчин. И водочка на белой скатерти отпотевала, и шпроты, и огурчики, так что Павел Арсентьевич умильно подивился Верочкиной изворотливости.
Ответ ему был:
– Пашенька… да я у тебя же в кошельке взяла…
Павел Арсентьевич не понял.
– Ну… который ты нашел… В куртке нейлоновой, что для овощебазы, во внутреннем кармане… лежал…
Павел Арсентьевич совсем не понял. Розыгрыш.
– Двадцать рублей, – растерялась Верочка. – По пятерке. Три шестьдесят сдачи осталось…
Валерка, паршивец, из туалета голос подал:
– Дед-Мороз принес, чего неясного!..
Насели на Валерку, но он с шумом спустил воду. По телевизору загремел парад, Светка индейским кличем потребовала своей доли веселья в торжестве, пожаловал Валерка и нацелился отмерить себе алкоголя, – праздник раскручивал свое многоцветное колесо: утюжить костюм, ехать гулять на Невский, из автоматов обзванивать с поздравлениями знакомых, собираться в гости к Стрелковым на Комендантский аэродром… Возвращаясь ночью, вспоминали, как Верочка однажды из мешочка пылесоса вытряхнула десятку… Мало ли забот…
В этих заботах он с легким сердцем пожертвовал жениховствующему, предсвадебному Шерстобитову два билета на Карцева и Ильченко, а сам подменил его в дружине: подняв ворот тулупчика, до полуночи патрулировал пустынную Воздухоплавательную улицу, знакомясь с историями из жизни бывалого двадцатилетнего старшины.
Из почтового ящика в подъезде Павел Арсентьевич вынул открытку с напоминанием о квартплате.
– Ну-ка… тряхни нашу самобранку! – пошутил он, поцеловав Верочку в прихожей. И как-то… не то чтобы они друг друга поняли… а может, и поняли…
Верочка открыла защелку стенного шкафа, достала из синей нейлоновой куртки с надорванными карманами кошелек, с улыбкой открыла, перевернув, и тряхнула. На зеленый линолеум прихожей выпорхнули синенькие пятерки: раз-два, три, четыре…
В спальне испуганный совет шел шепотом, хотя дети в другой комнате давно спали. Ночью Верочка грела молоко: Павел Арсентьевич не мог уснуть, а снотворное в их доме отродясь не требовалось.
– Товарищи, – храбро вопросил Павел Арсентьевич в лаборатории, – кто мне двадцать рублей возвращал, братцы?..
Прозвучало бестактно. Большинство хмыкнуло, а Танечка Березенько покраснела. Толстенький Сергеев пожал ему плечо и мужественным голосом попросил обождать аванса. Павел Арсентьевич смутился, отнекивался.
Отнекиваться у Агаряна, Алексея Ивановича, начальника лаборатории, не приходилось. Алексей Иванович хлопотливо усадил его в кресло, угостил сигаретой, осведомился о жизни, после чего ущипнул себя за кавказские усики и поручил бегленько накидать ему тезисы для выступления на отраслевом совещании, – за последние полгода, только основы, ну, как он умеет. Всех след простыл, а Павел Арсентьевич терзался муками слова, пока сдал перелицованный текст злой золотозубой блондинке, распускавшей свитер в пустом машбюро.
Перед сном он стукнул кулаком по подушке, извлек из тумбочки возле кровати помещенный туда кошелек и дважды пересчитал восемь бумажек пятирублевого достоинства.
– Верочка, – фальшиво и крайне глупо обратился к ней Павел Арсентьевич, – ты зачем сюда-то свой аванс положила?..
Аванс лежал в денежной коробке из-под конфет «Белочка», в бельевом шкафу. Павел Арсентьевич закурил в спальне. Верочка пошла греть молоко.
От субботника, проводимого в четверг, Павел Арсентьевич неумело попытался увильнуть. («С таким лицом отказать в просьбе – значит, обмануть в искреннейших ожиданиях… Непорядочно….») И выгребал Павел Арсентьевич ветошь из закройного без всякого подъема духа.
И подозрения его не могли не оправдаться.
Плюс двадцать рэ.
А в пятницу хоронили директора пятого филиала, и отряженный от лаборатории Павел Арсентьевич стоял с траурной повязкой среди венков с лицом воистину скорбным…
Плюс двадцать рэ.
В его отсутствие Верочка погасила задолженность за квартплату, прибегнув к сумме из этого кошелька. Грянула сцена.
Убедившись в недостаче, Павел Арсентьевич хлопнул своим персональным Клондайком об стену и призвал Верочку в спальню.
– Что – это? – твердо спросил он.
Верочка засвидетельствовала:
– Это деньги.
– Откуда? – надавил Павел Арсентьевич. Для него такая интонация являлась признаком значительного раздражения.
Верочка ответила:
К сожалению!!! По просьбе правообладателя доступна только ознакомительная версия...