— Мы приняли вас, выделили вам место, помогали своим трудом и советами, — говорил представитель Старейшин.
— Верно… За щедрую плату, — уточнил Овербек.
— Вы не должны лишать Дахию честной доли того богатства, которое принесет адир. — Четырехпалая рука с большим пальцем, расположенным напротив трех других, обвела окружающее пространство. За огромными воротами виднелись густые темно-зеленые кусты, часть сельскохозяйственных угодий. — Мы не просто хотим облегчить свою судьбу, вы нам это обещали. Но Дахия была короной Империи, простиравшейся от моря до моря. И пусть Империя рухнула, а Дахия лежит в руинах, мы, живущие здесь, храним память о наших могущественных предках и честно служим их богам. Так неужели дикари, бродящие в пустыне, станут богатыми и сильными, а мы, потомки их повелителей, останемся слабыми, и в конце концов они уничтожат эту последнюю искру былой славы? Никогда!
— Пустыня принадлежит кочевникам, — сказал Овербек. — Веками никто не оспаривал этого.
— А вот Дахия решила наконец выразить свое несогласие. Я пришел сообщить вам, что мы направили к Черным Палаткам своих посланников и они вручат кочевникам требование делиться с Дахией доходами, которые приносит адир.
Овербек и ошарашенный Жуан пристально смотрели на айвенгианца, казавшегося крупнее и больше похожего на льва, чем его соотечественники. Его могучее, с длинными конечностями тело достигало бы в высоту полных двух метров, не будь оно наклонено вперед, хвост с кисточкой на конце хлестал по изогнутым ногам, мех цвета красного дерева переходил в гриву, обрамлявшую плоское лицо, на котором не было носа (айвенгианцы дышали через щели, расположенные под челюстью), огромные глаза горели зеленым огнем, уши стояли вертикально, острые зубы блестели.
Овербек сложил руки на груди и спокойно ответил:
— Вы поступили глупо. Отношения между Дахией и кочевниками и без того очень напряжены, достаточно одной искры — и может начаться война. А тогда торговля адиром вообще прекратится, и в убытке окажутся все.
— Возможно, какие-то материальные ценности Дахия и потеряет, — гордо произнес Раффек, — зато сохранит честь.
— Начав действовать без нашего ведома, вы уже запятнали свою честь. Вы ведь знали, что мои люди заключили договор с кочевниками. А теперь Старейшины хотят изменить условия этого договора, даже не посоветовавшись с нами. — Овербек сделал рубящий жест рукой, означающий гнев и решимость.
— Я настаиваю на встрече с членами вашего совета.
Раффек еще некоторое время препирался, но потом все-таки согласился, назначил встречу на следующий день, и гордо удалился. Овербек, засунув руки в карманы, долго смотрел ему вслед.
— Ну что ж, Жуан, — вздохнул он, — вот тебе наглядный пример того, насколько зыбок успех в нашем деле.
— Неужели племена и в самом деле могут натворить бед? — удивился юноша.
— Надеюсь, нет. — Овербек пожал плечами. — Хотя откуда это можем знать мы, земляне, прожившие здесь всего несколько месяцев? Два разных общества, каждое со своей историей, верованиями, законами, обычаями, мечтами… Кроме того, они ведь не люди.
— Как вы думаете, что будет дальше?
— Мне кажется, кочевники ни за что не позволят Дахии посылать отряды сборщиков на свою территорию. Тогда мне вновь придется убеждать Дахию разрешить кочевникам приносить сюда траву. Вот что бывает, когда пытаешься наладить сотрудничество между двумя прирожденными соперниками.
— А разве нельзя было расположить базу в пустыне? — поинтересовался Жуан.
— Нам выгодно иметь под рукой дешевую рабочую силу, — объяснил Овербек. — Кроме того, видишь ли, — он казался почти смущенным, — мы, конечно, должны получать прибыль, это правда, но только никто не собирается эксплуатировать этих бедолаг. Торговля адиром все равно выгодна Дахии: во-первых, они получат доход от налога, а во-вторых, постепенно должны наладиться дружеские отношения с кочевниками. Через какое-то время они смогли бы начать возрождать свою цивилизацию, когда-то могущественную. Ее погубили гражданские войны и нашествия варваров. — Он сделал паузу. — Только не вздумай говорить им об этом.
— Но почему бы и нет, сэр? Я думаю…
— Это ты так думаешь. А они, по всей вероятности, думают иначе. И те, и другие чрезвычайно горды и вспыльчивы. И если они решат, что мы их опекаем, тогда все пропало. Или у них может возникнуть подозрение, что мы намереваемся пошатнуть основы их военной силы, или религии, или еще чего-нибудь.
Овербек улыбнулся довольно мрачно:
— Нет, я изрядно потрудился, стараясь все упростить до такой степени, чтобы не могло возникнуть даже малейшего недоразумения. В глазах аборигенов мы, земляне, народ несговорчивый, но честный. Мы явились сюда, чтобы наладить выгодную для нас торговлю, и другие целей у нас нет, поэтому от них зависит, останемся ли мы здесь. Они считают, что, если они не согласятся сотрудничать с нами, мы немедленно покинем планету. Их отношение к нам и наш образ, который айвенгианцы создали для себя, совершенно очевидны. Возможно, они нас не любят, но и ненависти тоже не испытывают и готовы торговать.
У Жуана не было слов.
— У тебя ко мне какое-то дело? — осведомился Овербек.
— Я хотел попросить вашего разрешения отправиться в горы, сэр, — сказал ученик. — Вы, конечно, помните те кристаллы вдоль Гребня Воула? Они бы очень украсили рождественское дерево. — И с жаром добавил: — Я пока закончил все дела. Если вы позволите воспользоваться флайером, это заняло бы всего несколько часов.
Овербек нахмурился:
— Очень уж неспокойно сейчас. Я слышал, Черные Палатки как раз расположились в том районе.
— Но вы же сами сказали, сэр, что вряд ли возможны серьезные стычки. Да и айвенгианцы не держат зла на нас и, кроме того, с уважением относятся к нашей силе. Разве нет? Ну пожалуйста!
— Я обязан сохранить положение дел неизменным, — задумчиво проговорил Овербек. — Не стоит рисковать. И, м-м-м… человек может послужить прекрасным образцом самоуверенности… О'кей, — внезапно решил он. — Возьми бластер. Если возникнет опасность, используй его без колебаний. Я не думаю, конечно, что ты попадешь в какую-нибудь переделку, иначе просто не отпустил бы тебя. Но… — Он пожал плечами. — Никакое честное пари не бывает заведомо выигрышным.
В трех километрах к северу от Дахии пустыня переходила в суровую горную страну с глубокими узкими каньонами, темно-коричневыми скалами, редкими зарослями колючего кустарника и источенных ветром деревьев с зазубренными листьями. Разыскивая минералы, торчащие то тут, то там из песчаной почвы, Жуан не заметил, как зашел слишком далеко и потерял из виду свой флайер. Конечно, совсем потеряться флайер не мог, ибо был оснащен радиомаяком.
Как ни медленно вращалась планета, но и ее день все-таки подходил к концу. Жуан вдруг увидел, как низко опустилось тусклое красное солнце, какие глубокие и длинные тени легли вокруг, и почувствовал, что резко похолодало и незакрытое лицо начал пощипывать мороз. В кустах перекликались вечерние ветерки, откуда-то доносился звериный вой. Проходя мимо небольшой речушки, Жуан заметил, что она подернулась льдом.
«Ничего страшного, — думал он, — но я проголодался, опоздал к ужину, и шеф будет беспокоиться».
Быстро темнело, дорога становилась совсем неразличимой, и Жуан начал спотыкаться о камни. Если б циферблат его компаса не светился, пришлось бы включить фонарик.
Тем не менее он был счастлив. Именно таинственность окружающего мира делала его столь пленительным, и Жуан мечтал увидеть еще много других миров. А празднование Рождества сулило возвращение к теплу и радости, воспоминаниям о сестренках, Тло и Тиа Кармен, о милом маленьком мексиканском городишке и о вкусном праздничном ореховом торте…
— Райелли, эрратан!
«Стой, землянин!» — мысленно перевел Жуан и резко остановился.
Он находился сейчас почти на самом дне лощины, которую собирался пересечь, чтобы сократить путь к флайеру. Солнце еще не село, но уже скрылось за горой, и стало совсем темно. Жуан едва различал крупные валуны и кусты.