Я никогда не верил в Бога, поэтому не знаю, было ли мое обращение послано к нему или ко Вселенной — я просто просил о чуде у того, кто мог его сотворить. И если это был Санта Клаус, значит, я обращался к нему.
И на рассвете третьего дня, до того, как были найдены все находящиеся в банке, спасатели, работающие на месте лифта, зашевелились куда активней, чем до этого, вызывая подозрения и надежду. Я бросился к единственному, кто мог точно сказать, что происходит, но не успел и рта раскрыть, как инженер ответил на незаданный вопрос:
— Они нашли лифт.
И мы синхронно выдохнули: я и родители Дарена, а после так же синхронно спросили:
— Что с Дареном?
Но мужчина замолчал, наблюдая за работой спасателей, и я понял, что он вслушивается в их переговоры.
— Стук из кабины идет, — наконец-то произнес он. — Крыша не повреждена, но люк завален. Надо расчищать, но очень осторожно. Лифт на уровне парковки, а там были автомобили и сейчас повсюду бензин. Одна искра, и все взорвется.
Меня охватила паника, и я уставился на работу спасателей. Экскаваторы сняли несколько больших обломков, а после люди принялись убирать оставшееся. Их работа длилась несколько часов, и эти часы были для меня утомительней, чем все предыдущие, ведь Дарена отделяло от свободы лишь небольшое расстояние, а не пять этажей, обрушенных на него сверху. Он был ужасно близко, но достать его было нельзя.
А спустя три часа после того, как был найден лифт, я стал свидетелем, как живого Дарена поднимают наверх. От облегчения и радости я готов был осесть там же, где стоял, но мне не дала миссис Уоррен. При виде сына она расплакалась и обняла мужа, а следом за ним и меня, и без остановок говорила кому-то спасибо. И я тоже поблагодарил то ли Бога, то ли Вселенную, то ли Санта Клауса, а может, всех вместе…
В больнице стало известно, что у Дарена сильное обезвоживание, потеря нескольких килограммов и пара ушибов и царапин. Нам сказали, что ему сильно повезло, не только в физическом плане, когда здание рухнуло, стенки лифта под его весом прогнулись, создавая щель между дверями, достаточно широкую, чтобы юноша не задохнулся. Это спасло ему жизнь, и уже через несколько часов его можно было навестить.
Я стоял в коридоре и смотрел телевизор, где показывали место обрушения, когда мистер и миссис Уоррен вышли из палаты и предложили зайти мне, оставив нас с Дареном наедине. Хотя наедине мы вовсе не были. Палата была общей, в ней лежали еще несколько человек, пострадавших при обрушении, и которым повезло так же легко отделаться, а рядом с ними находились их близкие. Шторы были задвинуты, щадя глаза больных от яркого солнечного света, но несколько ламп все же горело.
— Привет, — хрипло проговорил Дарен, облизывая потрескавшиеся губы. Я осмотрел его. Он выглядел немного… немного больным, но лучше, чем я себе представлял. Кожа, может, стала не такой бронзовой и под глазами синяки, но это все. Если бы не капельница, то можно было подумать, что он просто долго не спал. — Прости за ужин, — слегка улыбаясь, произнес он.
Я улыбнулся в ответ.
— Ничего страшного. Если, конечно, это не ты обрушил здание, чтобы таким способом отделаться от меня.
Дарен тихо засмеялся.
— Черт, а я надеялся, что сработает, — парень притворился расстроенным, но почти сразу стал серьезным. — Родители мне сказали, что ты все эти дни был там… Они узнали, что именно ты сказал, где я нахожусь… Спасибо.
— Да ладно, — махнул я рукой, делая вид, что ничего такого уж и серьезного не произошло. — Заплатишь за ужин и будем квиты.
Дарен вновь улыбнулся.
— Только давай в этот раз будем договариваться о месте встречи в парке или, не знаю, в поле… На всякий случай.
Теперь уже смеялся я.
А обладатель невероятно голубых глаз смотрел на меня и на его щеках были ямочки.
Дарена выписали уже на следующий день. И, пока я «наслаждался» оставшимися днями отпуска, он готовился к обратному переезду в Лос-Анджелес. Миссис Уоррен была категорически против, чтобы ее сын оставался в Бангкоке, а Дарен и не стал спорить.
Поужинать мы смогли только спустя две недели. И этот ужин стал и завтраком.
Я совру, если скажу, что все было легко. Оказавшись в мегаполисе с огромным количеством небоскребов, Дарен подвергался паническим атакам. Он с трудом мог заставить себя войти внутрь, но спустя пару минут задыхался и бросался во все стороны, ища выход. Ему пришлось лечиться два года, чтобы избавиться от них, до конца страх так и не исчез. До сих пор, иногда заходя в здания, он замирал у входа, словно в оцепенении, но затем брал себя в руки. И к большому моему удивлению и удивлению его родителей, лифтов он бояться не стал. Наоборот, только оказавшись внутри стальной коробки, он расслаблялся и прикасался ладонью к ее стенке, на мгновение прикрывая глаза, будто приветствовал или благодарил. Лишь спустя несколько лет он признался мне, что относится к лифтам, как старшим братьям, ведь один из них защитил его. Но главное последствие случившегося заключалось в том, что когда стало известно, что здание в Бангкоке рухнуло из-за ошибки в конструировании, Дарен понял, кем хочет стать. Он хотел строить дома, такие, которые падали бы только от времени или при сносе. И он их строил.
А спустя год после нашего первого ужина я пригласил друзей в бар, где познакомил с Дареном. И через несколько часов общения Майкл сказал:
— Друг, тебе невероятно повезло! Где ты только нашел такое сокровище?
— Он меня откопал, — опережая меня, ответил Дарен, и все заулыбались, принимая его слова за шутку, но мы с Дареном не улыбались.
Я его действительно откопал.
<p>
</p>
