Они словно высматривают во мне что-то, еще не окончательно похороненное и забытое, еще не до конца скрытое моим всегдашним эгоизмом и стремлением к успеху. Да, я люблю науку, но эта любовь — эгоистична, она — словно суетное волнение на поверхности океана, тогда как в глубине, в толще воды, все неподвижно.
Возможно там, в зеленоватой воде, голый и беззащитный, как младенец, бултыхаюсь настоящий я.
И там я счастлив.
Когда-то мир принадлежал аксолотлям. Возможно, он будет принадлежать им снова — в будущем. Кто знает».
* * *
За месяц Диего досконально усвоил распорядок жизни подземной лаборатории. Подъем в шесть утра, затем личная гигиена, зарядка, одевание.
Шесть тридцать — завтрак.
С семи часов ровно утренняя уборка под неизбежное жужжание центрифуги.
В половине первого обед и снова уборка.
Раз в три дня — очередь аквариумов. Первым делом нужно было убедиться, что каппы (как их вслед за доктором начал называть Диего) переплыли в резервный аквариум. Он был небольшой и тесный, поэтому держать их там долго не полагалось.
Теперь нужно слить воду из аквариумов. Доктор Мадоко предупреждал, что эту процедуру следует проводить очень осторожно, чтобы не повредить хрупкие растения. Каппы почему-то любили эти странные, огромные элодеи, хотя самого Диего всегда мутило от их резкого чесночного запаха.
После того как вода была слита, Диего забирался внутрь аквариума и тщательно собирал грунт в специальные пластиковые ведра. Грунт полагалось отнести в другую лабораторию — там ассистенты профессора промывали его медицинским спиртом, получая на выходе странную, кроваво-красную настойку. Маленькая бутылочка такой настойки стоила как роскошный автомобиль.
Закончив с грунтом, Диего принимался за стенки аквариума, толстой щеткой соскабливая пленку водорослей. И все это под пристальными взглядами капп.
Диего уже научился отличать их друг от друга, и как-то заметил за собой, что уже разговаривает с ними. И порой — он был готов поклясться в этом — каппы ему отвечали. Подплывали к стеклам и беззвучно открывали зубастые рты, словно о чем-то просили.
Несколько раз Диего порывался показать Мадоко свою дипломную работу, но всякий раз доктор лишь пренебрежительно отмахивался от назойливого уборщика. Ассистенты ученого тоже не общались с Диего. Так уж вышло, что каппы стали его единственными слушателями и собеседниками. Порой, когда никто не видел, и когда Диего не был загружен работой, он забирался в лабораторию и подолгу сидел в темноте, слушая тихие всплески, доносящиеся из аквариумов. Или стоял, прижавшись к стеклу, и глядел в мутные зеленые глубины, в которых скользили белые тени.
Все изменилось в одночасье. Диего как раз закончил мыть пол и уже собирал швабры, как дверь распахнулась, и в лабораторию вошел доктор Мадоко. Следом за ним два ассистента толкали стол-каталку из хромированной стали. Замыкал процессию дюжего вида служащий, неся на плече странное приспособление — проволочную петлю, закрепленную на длинном шесте.
Войдя в лабораторию, Мадоко скользнул взглядом по Диего, однако ничего не сказал. Хотя полы уже блестели, Диего принялся яростно тереть их шваброй — ему хотелось посмотреть, что задумал доктор.
Мадоко обошел аквариумы по кругу, рассматривая то одну каппу, то другую. Наконец он остановился и постучал пальцем по стеклу.
— Вот эта будет в самый раз.
Служащий с проволочной петлей взобрался по лестнице и откинул крышку аквариума. Ему потребовалось совсем немного времени, чтобы зацепить несчастное существо и вытащить его на поверхность. Каппа пыталась сопротивляться, громко клацала зубами, но справиться со служащим так и не смогла. Тяжелое тело обвисло, стоило только существу покинуть водную стихию.
Диего забыл дышать, только руки автоматически елозили шваброй.
Служитель, поднатужившись, и откинувшись назад, плавным движением передвинул петлю с каппой и перетащил амфибию на каталку. Опустил. Лицо служителя раскраснелось. Когда каппа легла на блестящую сталь, неловко раскинувшись, пугающая морда (нет, уже не пугающая!) повернулась в сторону Диего.
Каппа слабо зашевелилась. Жабры обвисли и подергивались, словно пытались вытянуть из безжалостного воздуха хоть молекулу кислорода…
— Ну же, — сказал доктор Мадоко без всякой жалости. — Дыши давай.
Он подошел и шлепнул несчастное создание по пятнистой шкуре. Шлеп — прозвучало оглушительно.
В следующий момент каппа начала кашлять, вдохнула — и закричала. Словно новорожденный. Диего увидел, как судорожно раздувается грудь; заработали легкие. Видимо, только этого доктор и ждал. Повинуясь знаку Мадоко, ассистенты пристегнули существо к каталке, вдели руки в петли, еще одним ремнем перетянули грудь — теперь Диего видел белесое брюхо каппы. Плоский хвост свешивался с каталки.
— Что вы с ним сделаете? — услышал Диего свой голос.
Доктор Мадоко улыбнулся.
— Небольшой опыт. Я смотрю, вы интересуетесь наукой?
Диего решил, что сейчас не время рассказывать про дипломную работу.
— Можете остаться и посмотреть, — снисходительно разрешил доктор.
Диего отступил к стене, не спуская глаз с каппы. Один из помощников доктора принес эмалированный поддон с инструментами. Мадоко выбрал большой скальпель и, улыбаясь, посмотрел на Диего.
— Не волнуйтесь, — сказал он. — Ничего страшного с ней не случится. Это существо отличается поистине фантастической живучестью. А все, что нам нужно, это взять у него в долг немного тканей…
Сильным и ловким движением доктор вонзил скальпель в плечо бедной амфибии. Каппа заверещала так, что у Диего заложило уши, и задергалась, пытаясь освободиться от ремней.
— Нам еще повезло, что здесь, на суше, она не такая сильная, — сказал Мадоко, методично продолжая отрезать конечность. — Аксолотль — всего лишь личинка, она не приспособлена к жизни вне водной стихии…
— А кто приспособлен? — тихо спросил Диего. С каждым взмахом руки доктора все его нутро сжималось, словно Мадоко резал его собственную руку.
— А вот этого мы, надеюсь, не узнаем, — сказал Мадоко. — Для того, чтобы произошло полное превращение, нужно наличие ряда условий. В частности — нужен свет. Он стимулирует выброс гормонов…
— Свет… — прошептал Диего. Доктор ловким движением отсек у каппы длинный кусочек плоти и швырнул в поддон.
— Да. Потому наши красавцы и живут здесь, в сумерках. Это их стихия…
— Свет… — повторил Диего.
Обернувшись, он увидел, что остальные каппы подплыли к стенкам аквариума, и, прижавшись к стеклу, неотрывно следят за взмахами скальпеля доктора. Лица, полные тоски и невыразимой печали, распахнутые зубастые рты… Неужели всех их ждет подобная участь? Диего передернуло, он с такой силой сжал челюсти, что свело скулы.
Скальпель снял еще полоску плоти. Каппа выгибалась и беззвучно раскрывала пасть, полную зубов.
— Вот оно — лекарство от всего на свете, — продолжал доктор, орудуя скальпелем. Поддон наполнялся красными полосками мяса. — То, что вы собирали в аквариуме — их выделения, это ерунда. Это всего лишь лекарство от рака. Ха-ха. Но кому страшен рак в наше время? Теперь мы боремся за вечную жизнь. Вот здесь, — он хирургически точным движением отделил пластинку плоти. — Лет пятьдесят жизни — как минимум. Полной сил жизни. Организм, получив инъекцию, включает режим омоложения. Раньше для этого использовали эмбриональную клеточную ткань, теперь это прошлый век. Это же вечные младенцы. Все равно, что старый скучный пенициллин против антибиотиков шестого… да что я говорю! шестьдесят шестого поколения! А у этой твари все отрастает вмиг. Невероятные способности к регенерации. А всего и требовалось — свести воедино способности амфибий и человеческий генотип.
— Другими словами, они… — У Диего дрогнул голос. — Люди?
Доктор Мадоко рассмеялся громким неприятным смехом.
— Люди? Не будьте идиотом! Люди, мой дорогой любопытный уборщик, всегда были лишь расходным материалом. Каппы же в своем роде совершенные создания… — он отвернулся и плавным, профессиональным движением скальпеля наметил на грудной клетке существа латинскую Y. Разрез, который Диего часто наблюдал в анатомичке, когда учился. В основном на трупах. Стандартный разрез для изъятия внутренних органов.