— Господи, Кейт, как ты можешь сохранять спокойствие?! Разбойники пригрозили тебе изнасилованием, потом тебя спас северный варвар, а затем ты вынуждена была ночевать с ним в снежный буран?.. Тебе бы сейчас лежать в постели и попивать поссет, а не расхаживать по главной замковой зале со своим… своим…
— Нареченным?
— О нет, Кейт!
— Да, Генрих принудил нас к помолвке. Хотя официально об этом еще не объявлено.
Маргарет поспешно выпростала руки из рукавов и обняла сестру.
— А я еще злюсь из-за того, что ты не прибежала первым делом делиться со мной новостями! Да ты, бедняга, должно быть, в таком состоянии, что у тебя все мысли в голове путаются. Как ты только сдерживаешь слезы?
— Ты права лишь отчасти.
— Ну да ладно. Лихорадка твоего шотландского здоровяка навряд ли одолеет, и в бою ему равных нет, но несчастного случая ему точно не избежать. Жаль, конечно, но он сам виноват.
Грудь Кейт как будто сковало льдом.
— Нет, до этого не дойдет!
Маргарет оторвалась от плеча сестры и подозрительно нахмурила брови.
— Складывается впечатление, что тебе небезразлична его судьба.
— Разумеется, небезразлична. Маргарет, не забывай, что это благородный человек, который спас меня, рискуя жизнью, и ничего не потребовал взамен. Но мы с ним сообща решили пойти наперекор королевской воле, и от решения своего не отступим.
— Что-что? — не веря ушам, переспросила сестра.
Эту историю следовало изложить самым подобным образом. Когда Кейт наконец закончила, они уже дошли до своих покоев, разулись и примостились на перине. Гвинн, их верная служанка, как раз отлучилась за какой-то надобностью, поэтому сестры могли говорить не таясь.
Маргарет, прижавшись к столбику кровати, как завороженная наблюдала за сестрой.
— Думаешь, проклятие зависит от наших намерений? Ты действительно веришь в то, что твой шотландец в безопасности, пока не женится на тебе?
— Вроде того. Только попрошу впредь не величать его «моим шотландцем».
Маргарет нетерпеливо отмахнулась.
— Кейт, но это же чудесно! Ты можешь с чистой совестью наслаждаться обществом Данбара и не переживать за его безопасность.
— Да ну?
— Сама подумай! Когда в последний раз девушка из нашего семейства могла гулять с мужчиной, беседовать с ним, попросту находиться с ним рядом — и не волноваться о том, как бы тот не подписал себе смертный приговор, предложив ей руку и сердце?
— Давно это было, — признала Кейт.
— Данбар не просто поклялся тебе — он знает, что его отец никогда не допустит этого брака.
— Верно.
— Значит, тебя не должны терзать муки совести, что бы между вами ни произошло.
— К чему ты клонишь? — насторожилась Кейт.
— Ну, как тебе сказать… Кейт, неужели тебе самой ничуточки не интересно? Неужели ты никогда не задумывалась, каково это — встретиться с мужчиной в саду, как в «Романе о розе», позволить ему прикоснуться к тебе, приласкать, а потом… подпустить его к самым заветным, самым деликатным местам? Такая любовь, как у Изабель и Брэсфорда, встречается нечасто. Если нам не суждено выйти замуж, если любовь всегда будет обходить нас стороной… что тогда?
— Маргарет!
На лице своей юной сестры леди Кэтрин запросто смогла прочесть крамольное продолжение фантазии.
— Только не говори, что никогда об этом не задумывалась! Я все равно не поверю.
— Если и не задумывалась, то теперь уж точно придется! После таких-то бесед.
— А что в этом дурного? Почему мы должны отказывать себе в плотских удовольствиях из-за какого-то нелепого проклятия? Жизнь — штука хрупкая, Кейт. На то, чтобы накопить воспоминания, отведен жалкий срок, а потом — все, мы увянем, как всеми забытые старухи в монастырях.
— О Маргарет, — прошептала Кейт, поглаживая ее по коленке. Она и не догадывалась, что ее маленькую сестренку настолько тревожил этот аспект проклятия. — Возможно, мы лишены радости материнства и супружества, но, вместе с тем, спасены от многих горестей. Мы не должны будем выходить замуж за мужчин, годящихся нам в отцы, мужчин, которые будут заставлять нас рожать по ребенку в год, не задумываясь о нашем здоровье. Мы не должны будем жить с грубиянами вроде нашего сводного брата, который оплеухи расточал куда охотнее, чем поцелуи.
— Возможно, но кто знает? Мы могли бы влюбиться в оруженосцев наших мужей после того, как родим по паре сыновей для продолжения рода. Такое случается, Кейт. И довольно часто.
— Да. Но случается и такое, что девушки гибнут, рожая «пару сыновей», ибо сами еще, по сути, дети. Встречи в саду тоже порой приводят к таким последствиям.
— Ой, мне иногда кажется, что оно того стоит! Лишь бы разгадать эту тайну. Лишь бы узнать, каково это — находиться в объятьях мужчины, чувствовать на своем теле его поцелуи и прикосновения…
— Боюсь, тебя ждет горькое разочарование. — Кейт выдавила грустную улыбку. — Но я понимаю, о чем ты, Маргарет. Ты права: я думала об этом. О да. Еще как думала.
— И?..
— Не знаю! — воскликнула Кейт с надрывом. — Не могу же я подойти к Россу Данбару и сказать: «Дорогой сэр, сделайте одолжение, займитесь со мной любовью, чтобы я не умерла девственницей». Вдруг он рассмеется? Или откажется, сочтя это ловушкой? Вдруг ему вообще не хочется меня обнимать, не говоря уже о том, чтобы ложиться со мной в постель?
— А если он согласится?
А если он согласится?
От этой мысли в крови у Кейт разгорелся пожар. Тайна из тайн. Словно единорог забил копытом о ее сердце. Эта мысль осталась в ней, отгороженная хлипким заслоном разума, и как от нее теперь избавиться, Кейт не знала. И сомневалась, возможно ли это вообще. Если Шотландец не поможет ей…
На следующее утро в замке царила суета: вся королевская рать готовилась к отъезду. Несколько повозок, груженных постельным бельем, продуктами и прочим, выехали раньше, чтобы к приезду господ все уже было готово. В дороге, конечно, придется питаться холодной говядиной и хлебом, но под вечер им будет уготовано знатное пиршество. Они уже пропустили День Святого Николая, замешкавшись в Винчестере, но наступившие рождественские празднества продлятся до самого Богоявления, а то и до Сретения. Сегодня их будут ждать густые горячие рагу и супы, а еще — жареный гусь, бекон, щедро приправленный горчицей, оленина, сладкая пшеничная каша на молоке и сотни прочих яств.
Кейт вместе с Маргарет и парой других девушек ехали в первой колонне. Двигались они степенно, не опережая последний воз: Маргарет — на гнедом мерине, Кейт — на своей кобылке. Как же приятно было снова скакать на Роузи — и каким счастьем было обнаружить ее, целую и невредимую, в стойле. Если не считать пары рубцов на спине (от колючих веток) и пары царапин на копытах, лесные похождения не оставили на кобылке следов. И сейчас Кейт чаще обычного проводила рукой по серой лошадиной шее или трепала шелковистую гриву.
Король возглавлял процессию, но каждый час ездил взад-вперед, проверяя, все ли на месте. Этот человек во всем любил убеждаться лично и поручал своим подданным только самые незначительные задания.
Росс Данбар ехал рядом с ним — и во главе процессии, и во время регулярных проверок. Кейт удалось уловить черный проблеск волос под лихо нахлобученным беретом. Более того, она смогла сравнить его телосложение с королевским — и хотя Генрих был мужчиной статным, в плечах он казался гораздо уже, несмотря на просторную накидку. И все-таки оба были красавцами в самом расцвете сил. Взгляд ее обращался в их сторону, пожалуй, даже слишком часто.
День выдался погожий. Слепящее солнце многократно отражалось в снежной белизне; в ветре угадывалось нечто вроде затаенного тепла. Сквозь топот копыт и повизгивание колесных осей можно было расслышать птичье пение. Постепенно настроение у всех улучшалось. Вскоре кто-то даже запел, и остальные подхватили: пели они старинное рондо о падубе и плюще. За незамысловатыми куплетами скрывалась история любви между язычником (падубом) и христианкой (плющом).