Новый солдат понравился Константину Семеновичу неторопливым, вдумчивым отношением к делу. Всё, что ему поручалось, он делал охотно, обстоятельно и до конца. Вскоре выяснилось, что у Степанова «золотые руки». Он умел чинить часы, сапоги, мог шить, кашеварить и даже печь хлеб. Был он и охотник и рыболов. Знал электричество, водил машину. Чем больше узнавал Константин Семенович этого скромного, умелого человека, тем больше убеждался в его своеобразных способностях. Упорная настойчивость, за которую солдаты прозвали Степанова «настырным», невозмутимость, хозяйственная смекалка и умение ладить с людьми — всё это быстро выдвинуло его, и он стал старшиной роты.
После войны, каждый год, в День победы, Архипыч приходил навестить бывшего командира, и они весь вечер вспоминали «минувшие дни и битвы, где вместе рубились они».
Прежде чем принять решение вернуться в школу, Константин Семенович отправился к своему старшине.
— Здравия желаю, товарищ капитан! — обрадовался Архипыч. — Как это вы вдруг надумали?..
— Да вот надумал… Давно собирался в гости, но всё не мог выбраться.
Вся семья Степановых, кроме восьмилетнего Сашки, была дома. Константин Семенович поздоровался с женой Архипыча, со старшим сыном.
— Неспроста… не в гости, — хитро прищурившись, сказал Архипыч. — По такой жаре в гости не ходят.
— Так ты что, выгонишь?
— Зачем же вы меня обижаете, товарищ капитан? Вы же знаете мое расположение…
— Знаю, знаю. Потому и пришел без приглашения.
— Это ничего, это мы живо оборудуем… Коля, собирайся! Добежишь до «Гастронома»…
— Отставить! Никаких «гастрономов». Чаю крепкого с сахаром вприкуску выпью, и всё. Будет серьезный разговор.
Большая комната Степановых казалась особенно светлой от множества белых с кружевами салфеточек, полотенец, скатертей, связанных и сшитых руками хозяйки, разложенных и развешанных где только можно. Анна Васильевна была простой малограмотной крестьянкой, но такой же деловитой и хозяйственной, как муж. Бережливая, трудолюбивая, оставшись на время войны в полном одиночестве, она сумела пережить блокаду и сохранить жизнь сыну. Теперь Коля был выше отца. Чертами лица он больше походил на мать. Такой же голубоглазый, светловолосый, с прямым носом и упрямо выдающимся вперед подбородком. Юноша держался скромно и независимо. Он уже работал вместе с отцом на заводе и, по словам Архипыча, кое-что в деле «кумекал». Второй мальчик — Саша — родился через два года после войны.
— Помнишь, Архипыч, ты мне однажды сказал, — начал Константин Семенович, усаживаясь на стул: — «Кончим войну, но я от вас никуда. Как нитка за иголкой. Куда вы, туда и я».
— Наверно, говорил, — улыбаясь подтвердил Архипыч. — Потому как соответствует истинному положению. Это я могу всегда повторить.
— Ну, а если так, то бери на работе расчет.
— Расчет? — удивился Архипыч. — А куда вы меня хотите определить?
— Завхозом в школу… Что, не ожидал? Получил я предложение работать директором. Хочу согласиться, но только с условием, если и ты согласишься. Без тебя не пойду.
Хозяйка принесла чайники начала накрывать на стол.
— Вот она, значит, какая филармония, — почесав в затылке, нерешительно вымолвил Архипыч. — Конечно, если бы раньше, я бы должен сказать: — Есть! — и весь разговор. А тут требуется прикинуть, обмозговать. Это нешуточное дело. Слышала, Анна? Капитан назначает меня завхозом в школу…
— В какую школу?
— В самую обыкновенную, среднюю школу, десятилетку, — ответил Константин Семенович.
— А вы знаете, какая там ставка завхозу? — неожиданно спросил Коля.
— Знаю. Ставка невысокая.
— Дело не в деньгах, — задумчиво произнес Архипыч. — Деньги — дело всё же второе… Не в том суть.
— Так и я считаю, — сказал Константин Семенович. — Будем строить такую школу, Архипыч, какой она должна быть. Последнее время я много думаю о школе, но без тебя как-то ничего не получается.
— Какой незаменимый! — сердито бросила Анна Васильевна, раскладывая в вазочке печенье. — Других-то нет?
Было видно, что она неодобрительно отнеслась к предложению Константина Семеновича, но возражать и спорить не решалась. Коля прислушивался к разговору с презрительной улыбкой, но и он, зная характер отца, молчал.
— Наверно, есть и другие, Анна Васильевна, и немало, — просто ответил Константин Семенович, — но я их не знаю. С Архипычем мы на фронте воевали. Плечом к плечу. Проверили друг друга.
— Так то война…
— И сейчас идет война… за человека, за советскую мораль. Серьезная война. С фашистами, Анна Васильевна, бороться было даже проще. Их видно. Они и одеты по-иному, и язык другой, и оружие… А на этом фронте всё не так.
— Не понимаю, про что вы говорите? — покачав головой, проговорила Анна Васильевна.
— Да вот недавно ты плакала, — вмешался Архипыч, — Сашка, видишь ли, по-матерному выругался. А как ты полагаешь, кто его научил? Погоди, еще и не тому научат!
Пример и угроза Архипыча оказались настолько убедительными, что Анна Васильевна сразу перестала спорить. Восьмилетний сын Степановых, в котором мать души не чаяла, учился во втором классе.
— Ну и что из того, что выругался? — возразил Коля. — Он же не понимает. Услышал где-нибудь на улице, ну и запомнил. Мало у нас ругаются?
Архипыч нахмурился. Вмешательство сына ему не понравилось:
— А ты бы лучше помолчал, Николай. Молод еще отцу указания делать.
— Я не указываю, папа. Я просто так… Константин Семенович насчет идеологического фронта говорит, а ты про Сашку. Ни к чему.
— То есть как это ни к чему? — рассердился отец. — А Сашка, по-твоему, что? Мальчишка, сопляк, никакого внимания не стоит? Ошибаешься, голубчик! Константин Семенович потому и в школу идет, чтобы за таких, как Сашка, бороться. Настоящих людей из них делать. Так я понимаю?
— Так! — подтвердил Горюнов.
— Вот! Слышал? «Учи, пока поперек лавки ложится, а как станет вдоль ложиться — не выучишь». Знаешь такую пословицу?
— А ты разве собираешься ребят пороть? — засмеялся Коля.
— Зачем пороть?
— На лавку-то ложились зачем? Чтобы их пороли!
— Ох, какой ты умный! Тут суть не в том, чтобы на лавку ложиться, а в том, что вдоль или поперек. Тебя, к примеру, поперек уже не положишь. Вон какой вымахал!
— Коля, а у нас и для тебя дело будет в школе, — сказал Константин Семенович.
— Какое? — насторожился молодой человек.
— Электриком.
— На триста целковых в месяц? — усмехнулся Коля.
— Угадал. Ставка триста рублей, но по совместительству. Работы немного.
— Работы я не боюсь, Константин Семенович.
— Да, да. Работы он не боится! — с издевкой подтвердил отец. — Если длинные рубли дадут! Вот какой он комсомолец! Даже на подвиг согласен, если хорошо заплатят.
Коля обиделся и молча отошел в конец комнаты. Самолюбие его было сильно задето, но он не хотел ссориться с отцом.
Анна Васильевна налила чай, села к столу и уставилась на мужа. Она понимала, что если он согласится работать в школе, то предстоит какая-то ломка так хорошо налаженной жизни.
— Не надо сердиться, Коля, — примирительно сказал Константин Семенович. — Отец выразился резко, что называется — перегнул, но, может быть, он в какой-то степени и прав. Стоит над этим задуматься. Ведь если бы у него не было никаких оснований, зачем бы он тебя обидел?
— Я не сержусь, — отозвался Коля. — Это уж всегда так… Отцы и дети. Старая проблема. Всегда отцы недовольны новым поколением.
— Вот и поговори с ним! Какой броней закрылся. Не подколупнешь!
— А потом… я считаю, что каждый человек должен иметь недостатки, — не слушая отца, продолжал Коля. — Сердись, не сердись — бесполезно. С этими недостатками приходится мириться.
— Это что! Ты про мои недостатки говоришь?
— Подожди, Архипыч! — остановил его Константин Семенович. — Коля, а почему ты считаешь, что каждый человек должен обязательно иметь недостатки? Должен! Почему должен? А если их нет?