– Не можешь, что ли, помолчать минуту?
– Не могу! Я есть хочу! Я уже давным-давно с голоду умираю!
Тутмос подал знак, спины придворных распрямились, разговоры зазвучали вновь. Гости расселись по местам, опустившись за низенькие столики, рабы с грудами снеди на подносах замелькали вокруг. Рабыня Хатшепсут приблизилась к ней и поклонилась.
– Что желает ваше высочество? Жареного гуся? Говядины? Фаршированного огурца?
– Всего по чуть-чуть!
Жуя, Хатшепсут с тревогой оглядывала комнату в поисках Неферу, но той по-прежнему не было видно. Повинуясь кивку фараона, в зал вошли музыканты: мужчина с большой арфой и девушки в длинных складчатых юбках, с ароматическими конусами на головах и инструментами под мышкой. Хатшепсут с интересом отметила, что все девушки несли с собой лютни, новомодные инструменты из диких северо-восточных земель. Она решила, что после ужина непременно велит одной из музыкантш прийти поиграть к ней в детскую, но тут же вспомнила о встрече с фараоном, назначенной на вечер, и у нее упало сердце. Как только музыка зазвучала, девочка оттолкнула тарелку с едой, окунула пальцы в чашу с водой и вытерла руки о юбку. Она прокралась среди обедающих поближе к матери. Отец, сидевший в нескольких шагах от нее, был погружен в разговор с архитектором Инени, отцом Менха, но мать улыбнулась и поманила ее на подушку у своего стола.
– Ты сегодня очень хорошенькая, – сказала Ахмес. – Надо тебе почаще носить в волосах цветы. Они тебе к лицу.
Хатшепсут встала коленями на подушку.
– Мама, а где Неферу-хебит? Если отец увидит, что ее здесь нет, он очень рассердится. Ведь он же меня хотел отругать сегодня вечером, а не ее.
Мать опустила кусочек граната, который поднесла было ко рту, и вздохнула:
– Наверное, надо послать кого-нибудь поискать ее. Она сегодня была расстроена?
– Да. Она рассказала мне страшный сон, который снился ей много раз. Она что, заболеет?
Ахмес пригубила вина. Музыка, словно легкая рябь на поверхности ручейка, покрывала журчание голосов, сквозь которое до нее донесся басовитый раскат мужниного смеха, сначала раз, потом другой. «Еда творит чудеса с мужчиной, будь то фараон или нет», – подумала она. Женщина отпила из бокала и повернулась к дочери:
– Не знаю, дорогая. Думаю, что нет. Правда, вчера мы с ней ходили к реке, а там собаки пен-Нехеба бегали вверх и вниз по ступеням – купались, наверное. Одна из них подбежала к Неферу и поставила лапы ей на плечи. Та завизжала и принялась колотить пса кулаками. Ты ведь знаешь, твой отец не выносит замкнутых, мнительных женщин. Я ничего ему не сказала, но это было очень неприятно.
– Ей снился Анубис.
– Ах, вот как? Тогда понятно. А еще она завела привычку носить амулет Менат. Ну почему она так глупо себя ведет? Чего боится старшая дочь могущественного Тутмоса?
«Меня». Это слово вдруг само пришло Хатшепсут в голову, и девочка притихла, слушая, как колотится ее сердце. «Меня? Ба! Никак я заразилась от Неферу ее страхами?!»
Ахмес сделала Хетефрас, своей служанке и компаньонке, знак подойти.
– Сходи в покои царевны Неферу и узнай, почему она не здесь, – распорядилась женщина. – Да сделай это тихо. Я должна услышать ответ раньше, чем он дойдет до фараона, понятно?
Служанка улыбнулась.
– Совершенно понятно, ваше величество, – ответила она, кланяясь.
– Мама, а почему Неферу должна идти за Тутмоса? Ахмес всплеснула руками:
– Хатшепсут, ну почему тебе обязательно надо все знать? Хорошо, я расскажу. Но ты все равно не поймешь.
– Это тайна?
– В некотором роде. Твой бессмертный отец был всего лишь военачальником в армии моего отца, пока тот не решил сделать его следующим фараоном. Но, чтобы стать истинным фараоном, ему пришлось жениться на мне, потому что только в наших, царских дочерей, жилах течет кровь бога.