Двери пивных были закрыты, ставни на базарах опущены, привратники дремали в сторожках под прикрытием могучих стен величественных особняков знати, тянувшихся вдоль берега. Доки словно вымерли, только мальчишки-попрошайки шныряли туда-сюда, подбирая остатки рассыпанных грузов. За рекой, в некрополе – городе мертвых, плавились в зыбком мареве храмы и пустынные святилища, а коричневые утесы позади них, казалось, дрожали и приплясывали от жара. Лето было в разгаре. Пшеница и ячмень, клевер, лен и хлопок поднялись в полях, дожидаясь жнецов. Прорытые для орошения каналы медленно пересыхали, несмотря на лихорадочные старания феллахов, которые выбивались из сил, не давая колодезным журавлям ни секунды передышки. Пыльные финиковые пальмы, ряды деревьев на берегах реки, сочная зелень тростников – все медленно, но верно приобретало коричневый оттенок. И надо всем этим царил великий Ра, добела раскаленный, ослепительный, могучий и непобедимый, вечно льющий свой свет с безоблачного и безграничного темно-голубого неба.
В покоях ее высочества царевны Хатшепсут Хнум-Амон воздух двигался едва заметно. Устроенные на крыше дворца ловушки для ветра направляли вниз всякое доносившееся с севера дуновение, создавая водовороты горячего, душного воздуха. Едва Нозме и ее подопечная вошли в комнату, как две находившиеся там рабыни вскочили, отвесили почтительный поклон и схватились за опахала. Стягивая с Хатшепсут белую льняную юбчонку, Нозме отдала очередной приказ, и тут же возникла еще одна рабыня с водой и полотенцами. Нянька принялась обмывать гибкое маленькое тело.
– Опять вся юбка в чернилах, – сказала она. – Нельзя ли быть поаккуратнее?
– Я очень сожалею, – ответила девочка без_ тени сожаления. Сквозь сон она чувствовала, как благословенная вода стекает по ее рукам, струйками бежит по смуглому животу. – Неферу-хебит тоже пожурила меня за выпачканную юбку. Но я правда не знаю, как вышло, что чернила пролились опять.
– Урок прошел хорошо?
– По-моему, да. Мне не очень нравится школа. Слишком много надо запоминать, и я все время жду, что Хаемвиз вот-вот набросится на меня. И еще мне не нравится, что там нет других маленьких девочек.
– Есть ее высочество Неферу.
– Это совсем не то. До глупого хихиканья мальчишек ей дела нет.
Нозме фыркнула. Ее так и подмывало сказать, что Неферу вообще ни до чего нет дела, но она вовремя вспомнила, что эта ясноглазая хорошенькая малышка, которая, широко зевая, бредет к постели, – любимица великого фараона и, без сомнения, выбалтывает ему каждое слово, услышанное в детской. Нозме не одобряла никаких отступлений от традиции, и потому сама идея обучения девочек, пусть даже они царские дочери, вместе с мальчиками служила для нее источником постоянного раздражения. Но фараон сказал. Фараон хотел, чтобы его дочери были образованными, и они стали образованными. Нозме проглотила ересь, которая так и рвалась у нее с языка, и наклонилась поцеловать маленькую ручку.
– Доброго сна, царевна. Что-нибудь еще нужно?
– Нет. Нозме, Неферу пообещала повести меня после сна в зверинец. Можно?
Эта обычная просьба, столь же предсказуемая, как ненасытная любовь девочки к сладкому, вызвала у Нозме редкую для нее нежную улыбку.
– Разумеется, только возьми с собой рабыню и стражника. А теперь спи. До скорой встречи.
Она сделала знак двум рабыням, молчаливо застывшим в темном углу, и вышла из комнаты.
Блестящие от пота негритянки подошли ближе, и их опахала беззвучно закачались над головой Хатшепсут.
Легкие воздушные волны одна за другой катились над ее телом, пока она лежала и смотрела, как, чуть посвистывая, колышутся перья, но вот ощущение безмятежного покоя овладело ею целиком. Ее глаза закрылись, и она повернулась на бок.