— Если я поужинаю с вами, вы, со своей стороны, выдадите какие-нибудь запретные семейные тайны? — спросила она.
— Вероятно, нет.
— Тогда в чем смысл?
— Смысл в том, что ни одному из нас не придется ужинать в одиночестве.
— Я не возражаю против того, чтобы есть в одиночестве. Я часто ем одна.
— Знаете что, мисс Фокс? Это меня не удивляет. Я сам часто ем в одиночестве. Слишком часто. — Он поднялся. — Я заеду за вами в шесть часов. Поскольку вы знаете местные заведения, предоставляю вам право заказать нам где-нибудь столик.
Он подошел к входной двери и вышел на послеполуденное солнце, не оглянувшись.
Фила отнеслась к этому как к очередному сигналу опасности. То, что он не оглянулся, чтобы узнать, смотрит ли она ему вслед, было мелким штрихом, но очень принципиальным. Любой другой мужчина не удержался бы от того, чтобы, бросив взгляд через плечо, увидеть, как она реагирует на его внезапный уход.
Она знала, что поведение Никодемуса не было проявлением невнимания с его стороны, а выражением самодисциплины. Этот мужчина прекрасно владеет собой и также привык владеть ситуацией.
Тихий и хриплый рев мотора серебристо-серого «яорше» наполнил пустынную улицу. Фила прислушалась к звуку отъезжающей мощной машины и решила, что от этого Лайтфута нужно ждать проблем.
«Может быть, мне это и нужно», — неожиданно подумала она. Может, ей нужна проблема, в которую можно вонзить зубы. И в качестве избавления от чувства депрессии она окажется более полезной, чем поездка в Калифорнию.
«Лисы славятся своей хитростью», — напомнила она себе.
Глава 2
— Я подумала, что тебе стоит знать, Хилари я позвонила Нику и попросила его связаться с этой Фокс. — Элеанор Каслтон не подняла головы от своих растений. Она двигалась вокруг плотно уставленных столов оранжереи и уверенно работала руками в перчатках над обманчиво нежными цветками и листьями.
— Вы позвонили ему?
— Ну да, дорогая. Я звоню ему время от времени. Не хочу, чтобы он думал, будто совсем оторван от своей семьи. Ведь он все-таки Лайтфут.
— Он согласился встретиться с Филадельфией Фокс? — Хилари Лайтфут рассматривала небольшой кремовый цветок. «Он выглядит удивительно невинным, — подумала она, — совсем как Элеанор Каслтон».
— Да, дорогая, согласился. А почему бы и нет? — спросила женщина своим слегка удивленным и загадочным тоном, который всегда раздражал Хилари.
Элеанор Каслтон перевалило за шестьдесят, но Хилари была уверена, что эта милая, рассеянная, чарующе легкомысленная манера поведения была присуща ей с колыбели. Она прекрасно сочеталась с легким налетом аристократического южного произношения.
— Семейные дела уже некоторое время не интересуют Ника. Я немного удивлена, что сейчас ему захотелось в них вмешаться, — произнесла Хилари. В оранжерее было тепло и влажно, и она надеялась выбраться отсюда до того, как одежда начнет прилипать к телу. Она намеревалась отправиться на машине в деревню, после того как окончит эту раздражающую болтовню.
На ней была кремовая шелковая блузка и желтовато-коричневые брюки. На запястье негромко постукивали несколько узких деревянных браслетов. Темно-рыжие волосы были зачесаны назад и собраны на затылке в классический пучок, что прекрасно оттеняло ее аристократические черты лица.
Единственным кольцом на ее руке было обручальное — простая полоска золота. Женщине, которая на тридцать пять лет мбаоже своего мужа, приходится тщательно обдумывать свой внешний вид. Хилари всегда казалось, что в данных обстоятельствах огромный бриллиант выглядел бы безвкусным. Кроме того, ей никогда не нравились кричащие драгоценности.
— Ник — член нашей семьи, — промолвила Элеанор, ухватившись за маленький листик в форме кегли и отрывая его.