Во сне разум даже заглядывет в будущее – правда, так беспорядочно, что проанализировать и обобщить полученную информацию практически невозможно.
Джо Эдмондс добавил:
– В данном случае нам необходимо было вернуться в прошлое, взять под свой контроль ваш разум и тело, чтобы заставить произвести действия, которые привели бы к вашему… э-э… к приостановке жизнедеятельности, как изволил выразиться академик.
Тон его почему-то вызвал у Когсуэлла раздражение. Какими бы благими намерениями ни руководствовалась эта парочка, ей придется ответить кое за что. И до чего они ухоженные, упитанные, безмятежно уверенные в себе. Уж эти-то урвали от жизни все. А в доме, небось, не меньше дюжины обслуги, готовой выполнить любое пожелание холеных самоуверенных господ А сколько народу трудится, не разгибая спины, где-то на заводах или в офисах, чтобы эти двое купались в сказочной роскоши?
Паразиты!
– Так вы, значит, разработали способ возвращаться в прошлое, – бесстрастным голосом произнес Трейси, – чтобы передать моему загипнотизированому телу некую команду. И вам было наплевать, что, скрывшись из виду, я невольно прихватил с собой около двадцати тысяч долларов. Может, для вас это небольшие деньги, но они сложились из тысяч и тысяч малых пожертвований на общее дело. На попытку сделать мир чуть лучше.
Стайн растерянно хмурился и негромко пыхтел; зато на лице Эдмондса играла довольная усмешка. Когсуэлл оскалился:
– Дайте мне поднабраться сил, Эдмондс, и я попытаюсь стереть эту самодовольную усмешку с вашей смазливой физиономии. А пока я хочу знать только одно: для чего вы это сделали?
Тут вошла эта девушка, Бетти, и остановилась, переводя взгляд с одного лица на другое.
– Господи, – недовольно воскликнула она, – вы, что, не видите, в каком состоянии мистер Когсуэлл? Я-то думала, вы не станете обсуждать наш проект, пока пациент окончательно не придет в себя.
Когсуэлл сверкнул на нее глазами:
– Я желаю знать, что они из себя представляют – эти ваши замечательные проекты. Меня просто-напросто выкрали. И вдобавок я оказался виновен в краже двадцати тысяч долларов.
Он чувствовал, что кровь приливает к его щекам.
– Вот видите? – возмущенно крикнула Бетти Стай-ну и Эдмондсу.
Те растерянно глядели на Трейси.
– Виноват. Ты права, – сказал девушке Эдмондс, круто развернулся и вышел.
Стайн опять засуетился, засопел. Он попытался пощупать пульс у Трейси, но тот выдернул руку:
– Я хочу знать, в чем дело, черт побери!
– Позже, позже, – попытался ублажить его Стайн.
– Послушайте, Трейси, – вмешалась девушка. – Вы среди друзей. Дайте нам возможность действовать по-своему, и скоро вы получите ответ на все ваши вопросы, – И добавила тоном заботливой няни: – Завтра я, пожалуй, возьму вас с собой в поездку к Гибралтару и вдоль Солнечного Берега.
Утром Трейси Когсуэлл впервые завтракал вместе с ними в небольшой комнате, которую он окрестил про себя «утренней трапезной». Чем ближе он знакомился с домом, тем сильнее впечатляло его сочетание великолепия с продуманной рациональностью. Впрочем, «впечатляло» – не то слово. Биография Когсуэлла даже в перспективе не сулила ему доступа к подобной жизни, да он к ней и не стремился. «Движение» и его идеи – в них была вся жизнь Трейси Когсуэлла. Пища, одежда и кров были чем-то вторичным, необходимым лишь для поддержания работоспособности. Роскошь? – он мало ее видел на своем веку, а жаждал и того меньше.
Он ожидал, что подавать на стол будет марокканская прислуга, может быть, даже французская или испанская. Но, похоже, его пребывание здесь хранилось в глубокой тайне – их обслуживала Бетти, носившая тарелки и блюда из кухни.
Еда, надо признать, была просто неземная.