«Слава Богу, — подумал сэр Пьер, — что не мне придется сообщить ей такую новость».
Довольно некрасивое, редко улыбающееся лицо миледи выглядело, как всегда, печальным. Крупный нос и квадратный подбородок, сообщавшие графу некую вызывающую привлекательность, придавали его сестре вид очень серьезный и довольно-таки — несмотря на великолепную фигуру — бесполый.
— Миледи, — сказал сэр Пьер, остановившись перед ней, — преподобный отец просит вас поговорить с ним перед мессой. Он ждет вас у двери ризницы.
Крепко прижав к груди четки, графиня судорожно перевела дыхание.
— О, сэр Пьер. Простите, ради бога, я почему-то испугалась. Я вас не заметила.
— Извините, миледи.
— Ничего, просто я немного задумалась. Вы не откажетесь проводить меня к преподобному отцу?
Услышав их шаги в коридоре, отец Брайт немного успокоился. Он нервничал, так как месса уже запаздывала на целую минуту; полагалось начинать ее точно в семь пятнадцать.
Как и ожидал отец Брайт, свежеиспеченная графиня д'Эвро восприняла известие спокойно. Мгновение помедлив, она перекрестилась и сказала:
— Пусть земля ему будет пухом. Я оставляю все на ваше попечение, святой отец, сэр Пьер. Что теперь надо делать?
— Пьер должен как можно скорее сообщить о происшедшем по телесону*[2] в Руан, Его Высочеству. Я объявлю о смерти вашего брата и попрошу собравшихся помолиться об упокоении его души — однако, думаю, не стоит пока говорить ничего о том, как он умер. Лишние разговоры и измышления просто ни к чему.
— Хорошо, — согласилась графиня. — Идемте, сэр Пьер, я хочу сама поговорить со своим кузеном герцогом.
— Да, миледи.
Вернувшись в ризницу, отец Брайт переложил закладки в требнике.
Хорошо, что сегодня нет никакого большого праздника и произвольный выбор темы службы допускается правилами. Часы показывали уже семнадцать минут восьмого.
— Быстро, сын мой, — повернулся он к молодому Де Сен-Брио. — Поставь на алтарь небеленные восковые свечи. Поспеши, я буду готов к тому времени, как ты вернешься. Да, и смени алтарное покрывало. Положи черное.
— Да, святой отец.
Юноша удалился.
Свернув зеленую ризу, отец Брайт вернул ее на место в ящик, вынув взамен черную. Сегодня он отслужит реквием по душам усопших верных — вдруг, паче чаяния, и граф находится в их числе.
* * *
Его королевское Высочество герцог Нормандский просмотрел официальное письмо, только что напечатанное для него секретарем. Оно было адресовано:
«Serenissimo Domino Nostro Iohanni Quarto, Dei Gratia, Angliae, Franciae, Scotiae, Hiberniae, Novae Angliae et Novae Franciae, Rex, Imperator, Fidei Defensor...» — «Нашему Светлейшему Повелителю, Джону IV, Милостью Божией Королю и Императору Англии, Франции, Шотландии, Ирландии, Новой Англии, Новой Франции, Защитнику Веры...»
Дело было вполне рутинное: простое уведомление своего брата, короля, что вернейший слуга Его Величества Эдуард, граф Эвро, закончил свое бренное существование. Одновременно испрашивалось утверждение Его Величеством непосредственной наследницы графа Элис, графини Эвро, в качестве законной правопреемницы.
Закончив чтение, Его Высочество удовлетворенно кивнул и нацарапал снизу подпись: «Ricardus Dux Normaniae».
Затем, взяв отдельный лист бумаги, он написал: «Дорогой Джон, ты не мог бы малость это попридержать? Конечно же, Эдуард был развратник и — хуже того — бестолочь; несомненно, он схлопотал ровно то, что заслужил, однако мы, к сожалению, не имеем понятия, кто же это отправил его на тот свет. А вдруг как раз Элис и проделала дырку в своем братце — у меня нет никаких надежных данных, что это не так. Как только появятся подробности, сразу же извещу тебя. Со всей любовью, твой брат и слуга, Ричард».
Положив оба письма в приготовленный конверт, он запечатал его.