— Тяжелый долг!
Берли переставил негнущуюся ногу и покачал головой:
— Мальчик будет приятелем моему Роберту, который, случись мне погибнуть на службе Вашему Величеству, уповаю, найдет в вашем сердце родительскую любовь.
Я кивнула. Я совсем забыла про его Роберта, бедного уродца, который все-таки выжил и даже, по словам отца, при своем карликовом росте обнаруживал чудесный нрав и острый, не по годам, наследственный ум.
— Ваше Величество благословит нового графа?
— Бедняжка! Да, охотно.
Берли хлопнул в ладоши. Я поневоле широко улыбнулась, когда трое подростков в черном опустились передо мной на колени. Можно не любить Леттис, но дети у нее получаются что надо!
— Ваше Величество…
— Величество…
— Величество…
— Встаньте!
Из трех осиротевших птенцов две девочки, Пенелопа и Доротея, оказались белокурыми зрелыми красавицами. За ними стоял высокий мальчик лет двенадцати, новый граф.
— Подойдите, мой мальчик!
Он вступил ко мне на возвышение. Глаза яркие, бездонные. В зимнем полумраке каштановые волосы под черной шляпой с траурным пером отливали бронзой.
Совсем как Робин в его годы.
— Скажите, сударь, как вас зовут?
Ястребиный взгляд, гордый, воинственный.
— Робин, Ваше Величество.
Робин.
Я выпрямилась и рассмеялась прямо в его серьезное лицо.
— Милорд граф, приветствуя королеву, принято снимать головной убор.
Он напрягся, вспыхнул, яростно сорвал с головы шляпу и швырнул на пол. Я почувствовала странную жалость — из-за смерти его отца? Да я его не знала и знать не хотела — и, подавшись вперед, прижала мальчонку к груди. Он вздрогнул, весь сжался и отвернулся.
— Робин! Как не стыдно!
Пенелопа, старшая сестра, обмерла от грубости невоспитанного братца.
— Пустяки, дорогая.
Смеясь, я раскрыла объятия и отпустила его — из комнаты, из своих мыслей.
Могла ли я знать?
Молодого графа рано было отдавать в университет, поэтому Берли отослал его обратно в поместье. Юных красавиц опекал теперь лорд Хантингдон, а вдовая Леттис вновь оказалась при дворе и вознамерилась покорить всех моих лордов.
Особенно одного.
— Вы танцуете, милорд?
Всю весну и все лето, каждый вечер звучал ее храбрый вызов. Когда леди приглашает, джентльмен не может отказать. Я ехидно посмеивалась, глядя, как она из кожи вон лезет, чтобы заполучить Робина!
Я в него верила. Разумеется, я видела, что ему нравятся ее ухаживания, он охотно тает под взглядом этих миндально-коричных глаз, под этими жаркими манящими взорами — что он, не мужчина? Но она могла вывести из себя!
— Господи, сударь, что это за лепет? Вы ни о чем, кроме поэзии, говорить не способны?
Теперь Леттис, обмахиваясь черепаховым веером, приставала к племяннику Робина, милому, умному мальчику Филиппу. Я издали косилась на ее медно-рыжие, поблескивающие при свечах волосы, на непристойное обилие рубинов, на огромную жемчужину, висящую прямо посреди низкого лба, и старалась не слышать ее громкого деланного смеха, когда она вновь обернулась к Робину:
— Вы танцуете, милорд?
Что ему оставалось? Конечно, после меня он не мог плениться грубыми чарами этой грудастой голубки. Едва отделавшись от нее, он вернется к серьезному разговору со мной.
— Как я уже говорил, мадам, мой совет — отложить пока визит французского принца. Народ беспокоится, лето, жара…
И я надеялась, что остальные тоже видят, как Робин противится моему браку с герцогом Анжуйским, как вставляет палки в колеса Симье, и понимают — все это ради меня.
Я и сейчас готова присягнуть, что это было своеобразным проявлением любви. Но его своеобразие дорого нам обошлось… Боже, если бы не вспоминать… Боже, Боже милостивый.
Однако он недооценил противника. Даже тогда я понимала, что в мести Симье нет ничего личного. В таких делах французы руководствуются исключительно соображениями пользы.
Время бежало, сватовство не продвигалось, и виной тому был Робин.