Эта вещь значила для него больше, чем Либерти Мэдисон могла себе представить. Арагонский крест символизировал для него полную и окончательную победу над человеком, который в течение пятнадцати лет пытался сломить и уничтожить его. Эллиота пьянила сама мысль о том, как близко он подошел к заветной цели.
— Повторяю, крест существует на самом деле. Он принадлежал покойному графу.
— А что вы скажете, если я сообщу вам, что этой вещицы нет в коллекции лорда?
— Скажу, что вы плохо осведомлены. У меня имеется неопровержимое доказательство, что крест хранится в фамильном особняке Хаксли. — Говоря это, Дэрвуд попытался сдержать нервные нотки, едва не ворвавшиеся в его тон. — И я намерен его заполучить.
— Любой ценой?
— По меньшей мере ценой брака.
— Понятно. И это ваше последнее условие?
— Да.
— Смею предположить, что вы надеетесь, будто я доставлю вам минимум хлопот.
— Было бы неплохо, но, право, это условие не принципиально. Уверен, мисс Мэдисон, мы отлично поладим друг с другом. И если перестанете постоянно думать о том, что я был злейшим врагом вашего покровителя, то, полагаю, вскоре сами убедитесь, что у нас с вами много общего.
— Возможно, но все-таки у меня тоже есть свои условия.
— И какие же, позвольте вас спросить? Помимо просьбы защитить вас от судебного преследования со стороны Карл-тона?
— Я все как следует взвесила.
Эллиот с удовлетворением отметил про себя, как решительно распрямились ее плечи. Нет, все-таки Либерти Мэдисон просто удивительная женщина. И очень скоро она будет принадлежать ему! С безудержной — нехарактерной для него — щедростью Дэрвуд готов был предложить ей весь мир.
— Так каковы ваши пожелания, мисс Мэдисон?
— У меня к вам три просьбы, милорд. Во-первых, мне бы хотелось получить от вас заверения, что я стану по-прежнему вести дела Ховарда без какого-либо вмешательства с вашей стороны.
— Согласен.
— Никаких возражений? — удивленно переспросила Либерти.
— Никаких. Дела вашего покойного покровителя меня ничуть не интересуют.
Дэрвуд не стал утруждать себя разъяснениями, что после смерти лорда Хаксли он с десяток раз вступал в переговоры от ее имени, восстанавливая доверие кредиторов. Тех не слишком привлекало иметь дело непосредственно с женщиной, тем более с той, что на протяжении многих лет была любовницей Ховарда Ренделла, лорда Хаксли. Компаньонам, чья постоянная финансовая поддержка была жизненно необходима для некоторых важных начинаний Ховарда, требовались подтверждения, чтобы они не изъяли свои вложения и не стали искать барышей на стороне. Либерти за время сотрудничества с Хаксли продемонстрировала деловую хватку и проницательность, каких не было и в помине у большинства известных Эллиоту господ. Вот почему у него не было никаких оснований не сдержать свое слово.
Либерти же, напротив, казалась несколько смущенной его безоговорочной капитуляцией.
— Я думала, вы станете возражать.
— Мисс Мэдисон, вы, несомненно, должны знать одну вещь: я редко поступаю так, как от меня того ожидают.
— Наслышана.
— Что ж, этот вопрос мы уладили. Осталось еще два пункта.
— Да. Второй… он более личный.
Лишь чуть заметный трепет выдавал ее волнение.
— Мне бы хотелось, чтобы вы выполнили следующее требование: как только по какой-либо причине наш брак распадется, вы внесете в банк на мое имя сумму в пять тысяч фунтов стерлингов. Доступ к деньгам будет только у меня, а я буду расходовать их на личные нужды.
Дэрвуд видел, чего стоила ей эта просьба. Гордость не позволяла ей просить денег, однако инстинкт самосохранения подсказывал не забывать о собственном доходе. Перед такой дилеммой поставило ее завещание Ховарда. Ничего удивительного, что ей хотелось предопределить свою будущность, чтобы вновь не оказаться практически нищей.