– Пруденс вглядывалась в лицо доктора, пытаясь оценить, какое впечатление произвели на него ее слова. Взяв его за руку, она сказала:
– Доктор Гибсон, мы должны бежать. У нас есть немного времени, пока он вынужден не покидать своей спальни. Но если дедушка не сразу узнает о своем временном заключении, вы должны нам помочь.
Доктор протяжно вздохнул.
– Что я должен сделать?
Это была капитуляция.
Пруденс, нахмурившись, критически рассматривала написанное. Каллиграфический почерк весьма похож. Пожалуй, нужно слабее нажимать на перо и следить за точками над i. Дедушка никогда их не пропускает.
– Доктор ушел? Что он сказал? – Сестры Пруденс вбежали в комнату.
– Кому ты пишешь? – заглянула через плечо сестры Чарити. – Опять Филиппу?
– Нет, не Фи...
– Да кому это интересно, – перебила ее Хоуп. – Ты только Филиппу и пишешь. Что доктор Гибсон сказал о дедушке?
– Письмо не Филиппу, – Пруденс осторожно промокнула чернила, – а дяде Освальду.
– Дяде Освальду? – изумленно воскликнула Хоуп. – Дедушкиному нехорошему брату. – Она нахмурилась. – Дедушка умрет?
– Нет, через шесть-семь недель он поправится.
– Тогда зачем ты пишешь дяде Освальду? – спросила Чарити. – Он не пожелает утешить дедушку в болезни. Между ними совсем нет братской любви.
– Я на это и рассчитываю, – сказала Пруденс. – Поэтому я ему и пишу, то есть не я. Это письмо от дедушки.
– Что-о? – хором воскликнули сестры.
Пруденс прочитала:
– «Дорогой Освальд, я знаю, что мы не всегда относились друг к другу по-братски, но хочу, чтобы ради девочек это осталось в прошлом».
Ошеломленные сестры молчали. Пруденс, зажав письмо двумя пальцами, помахала им, чтобы чернила окончательно просохли.
– Коротко говоря, дедушка просит брата приютить нас на светский сезон в Лондоне. И найти нам мужей. – Она осторожно положила письмо. – Мы уедем. И никогда не вернемся в Дерем-Корт.
– Пруденс! – воскликнула Чарити. – Это письмо хуже, чем вранье. Это подделка!
– Да, – пожала плечами Пруденс. – Но разве у нас есть выбор? Я решила, что дедушка больше пальцем никого из нас не тронет.
– Это грех, Пруденс, – прошептала Фейт.
– Дедушка всегда говорил, что я грешница, – вскинула голову Пруденс, – и я наконец оправдаю его мнение. Мы отправляемся в Лондон! И заберем с собой Лили и Джеймса. Дедушка вдовец, и горничная ему ни к чему, а Джеймсу он никогда не простит его помощь нам.
Сестры переглянулись, ошеломленные дерзким планом. Пруденс старательно вывела лондонский адрес дяди Освальда.
– Дедушка нас никогда не отпустит, – сказала Хоуп.
– Он ничего не узнает. Он решит, что мы переехали в дом, оставленный нам в приданое.
– Но это ужасное место, там все покрыто плесенью. И почему...
– Потому что когда дедушке станет лучше, ему сообщат, что Грейс заболела скарлатиной, и у нас карантин. Доктор Гибсон нам поможет. Ты же знаешь, что инфекции приводят дедушку в ужас. Он не захочет к нам приехать. Миссис Бертон, экономка, сказала, что ручается за слуг, они нас поддержат. Вместе с доктором она будет регулярно давать дедушке отчеты, правда, фальшивые, о нашем состоянии.
Сестры смотрели на Пруденс, раскрыв рты.
– А мы тем временем поселимся у двоюродного дедушки, дяди Освальда, увидим все достопримечательности столицы, будем ходить на приемы, красиво одеваться, на... – ну я не знаю куда – на венецианский завтрак. Даже в оперу! И если нам повезет, к тому времени, когда дедушка поправится, одна из нас найдет себе мужа, мне исполнится двадцать один год, и вы сможете жить со мной.
– Приемы и красивые платья, – прошептала Чарити.
– А что такое венецианский завтрак? – спросила Грейс.
– Какая разница, – пожала плечами Хоуп. – Уж определенно это не овсянка.