Сейчас же предпочел проигнорировать это замечание и все внимание обратил на Элизу:
— Почту за великую честь принять ваше приглашение. До вечера, мадемуазель Латур. До вечера, Николас. — Он приподнял шляпу. — Вы скорее всего уже будете спать, мадемуазель Женевьева, но я уверен, что мы еще встретимся. — И, повернувшись на каблуках, пошел прочь.
Делакруа понимал, что это была весьма скромная победа, по все же испытал некоторое удовлетворение, заметив гневный взгляд ее тигриных глаз.
— Значит, ты полагаешь, что Элен будет счастлива принять у себя такого типа, как этот Доминик? — задумчиво произнесла Женевьева, не отрывая взгляда от высокого широкоплечего мужчины, который легким широким шагом словно пожирал пространство, удаляясь от них.
— Конечно! — с несколько преувеличенным энтузиазмом заверила Элиза — Что ты вообще смыслишь в подобных вещах? Ты еще совсем ребенок.
— Может быть, — пробормотала сестра, не поддаваясь на провокацию. — Но я точно знаю, что месье Делакруа отнюдь не считается человеком респектабельным, и не думаю, что Лоренцо будет хладнокровно взирать на то, как его нареченная дарит знаки внимания человеку с подобной репутацией да еще и пожирает его глазами голодной самки. Он терпит лишь обычный флирт, но не такое.
Несмотря на лицо фарфоровой статуэтки и плавность линий фигуры, Элиза унаследовала и долю знаменитого латуровского темперамента, поэтому Николас поспешил предотвратить безобразную сцену.
— Не говори ерунду, Женевьева. Род Делакруа — один из стариннейших креольских родов. Их повсюду принимают.
— Да, но Доминика Делакруа нигде не принимают с распростертыми объятиями. — Младшая кузина отстаивала свою точку зрения со свойственными ей упрямством и пунктуальностью. — Во всяком случае, дамы… ну или по крайней мере… — Дьявольские искорки заплясали в золотистых глазах Женевьевы. — Быть может, дамы с Рэмпарт-стрит — да, но только не Элен и ее подруги.
— Ну все, хватит! — твердо объявил Николас. — Доминик Делакруа — мой друг, и этого тебе должно быть достаточно.
— Николас, помилуй! — неугомонная Женевьева с насмешливым упреком покачала головой. — Числить капера среди своих друзей! Что скажет папа?
— У твоего отца едва ли останутся какие-то слова для меня, поскольку мистер Кинг уже наверняка попотчевал его удивительной историей о твоем нынешнем выступлении на публике, — напомнил ей Николас.
Замечание, несомненно, было справедливым и на какое-то время отвлекло внимание Женевьевы:
— У мистера Кинга должен быть какой-то тайный мотив для того, чтобы продать Амелию и ребенка. Я должна докопаться, в чем тут дело, иначе он попытается это сделать еще раз. Что бы папа ни позволял себе говорить мне с глазу на глаз, не думаю, что он прилюдно примет сторону мистера Кинга. Папа посчитает это недопустимым, как ты думаешь, Элиза?
Сестра только пожала плечами, она явно не собиралась подбадривать Женевьеву.
— Мне это в высшей степени безразлично, — высокомерно заявила Элиза, у которой настроение менялось редко и злопамятность была ей вовсе не чужда. — Я вообще не понимаю, зачем ты суешь нос в такие дела. Это неблаговоспитанно.
— Неужели? — Женевьева лукаво прищурилась. — Не более неблаговоспитанно, чем устраивать тайные свидания с капером. Ведь ты не можешь отрицать, что нынешняя встреча была подстроена. Это ясно как белый день всякому, кто не слеп. Хотела бы я знать, почему Николас состоит в таких близких отношениях с капером, что даже рискует вызвать неудовольствие Элен, приглашая столь малопочтенную персону к ней на прием. — С этими словами мадемуазель Женевьева взлетела по закругленным ступенькам на крыльцо дома с двумя изящными фронтонами, занимавшего немалую часть Ройял-стрит.