– Неудивительно, что ты такая грубая. Если бы мне довелось каждый день выслушивать, как эта женщина исходит ядом, мне бы свет стал немил!
Извиняясь, Амара нежно дотронулась до руки подруги:
– Прозвучало кошмарно, да? – В голубых озерах ее глаз сверкнула слезинка. – Ты была права. Я слишком черствая, чтобы распознать в ее словах жестокость. Я не заслуживаю твоей дружбы.
Уинни вздохнула. Обе девицы стоили друг друга. Затеять перепалку, когда нужно думать о спасении молодой жизни, ради чего они, собственно, и пришли сюда.
– Амара, ты можешь грубить, скулить и дразнить меня больше, чем мои сестры, но я выполню свое обещание. И более того – я привыкла, что ты бываешь не в настроении!
Выражение лица Амары смягчилось. Она ухватилась за слово, о котором Уинни пришлось пожалеть, и, прищурившись, поинтересовалась:
– Обещание? Что за обещание ты выполнишь?
– То самое, которое дала самой себе, – солгала девушка, не зная, от чьего гнева спасаясь – от гнева Брока или Амары. – То, что привело нас сюда.
– О, Уинни, ну скажи, что мы здесь не ради Союза благородных сестер.
– Конечно, нет. Мы здесь ради людей, которым нужны. Амара жалобно застонала, что не подобало делать настоящей леди, но подруга оставила это без внимания.
Союз благородных сестер был детищем Уинни. Все началось с уловки, которую они предприняли, чтобы помочь другу детства. Однако годы усердной работы вдохнули в организацию жизнь. На небольшие благотворительные пожертвования сестры кормили и одевали несчастные заблудшие души, и Уинни не жалела сил, стараясь спасти кого только могла.
За исключением ее младшей сестры Девоны и Амары, в высшем обществе никто не знал об этой работе, однако роль неведомого ангела пришлась ей по душе. Уинни была четвертым ребенком в семье сэра Томаса Бедгрейна и последней не выданной замуж дочерью. Она хорошо себе представляла, чем рискует и какого мнения отец о том, что его дочь общается с людьми из низкого сословия.
Амара свернула в сторону, чтобы обогнуть шумную толпу. Казалось, здесь собрались одни мужчины.
– Уинни, с этим надо заканчивать. – Она подняла затянутую в перчатку руку, давая понять, что возражения не принимаются. – Ты прекраснейшая из Бедгрейнов, сама добродетель, редчайший бриллиант в короне семьи, тебя все любят.
Но ее также считали бессердечной. Эта девушка дарила мужчинам лишь прелестную маску, скрывавшую в груди кусочек льда вместо сердца. Не важно, что сэр Томас не принимал в доме мужчин, которые осмеливались так говорить. Ее пугало, что это правда.
– Я знаю, что обо мне говорят.
– Тогда подумай вот о чем. Как поступит сэр Томас, когда узнает, что ты годами дурачила его и всех остальных?
«Он придет в такую ярость, что мало не покажется», – мрачно подумала Уинни. Вслух она сказала:
– Похвалит мою находчивость?
– Запрет тебя в комнате и выдаст замуж за первого встречного. Не хочу и думать, что сделают со мной, когда узнают о моем участии в этом деле!
Чувство вины росло и рвалось наружу. Родители Амары – люди жалкие и эгоцентричные. И наказание дочери – заслуженное наказание – стало бы очередным семейным развлечением.
– Может, погуляем по набережной как-нибудь в другой раз?
Предложение не успокоило Амару, а рассердило. Девушка взяла себя в руки и, слегка покраснев, сказала:
– По-твоему, я могла бы оставить тебя одну в таком месте?
– Милая Амара, может показаться, что мне некому помочь. Но уверяю тебя, я не одна. Я приехала с двумя лакеями и той юной служанкой, что заменила Перл Браун. Мне так не хватает умницы Перл, – вздохнула Уинни, сожалея, что сестра увезла ее любимую служанку в дом семьи Типтонов.