Это вы ее убили?
– Нет! Боже упаси, нет!
– Кто она такая?
– Дими. Дими Лауэр. Горничная миссис Дитмайк. Мы собирались пожениться. Вчера… только вчера она оказала мне, что согласна выйти за меня замуж. А
я стою здесь!
Энди поднял руки, растопырил пальцы и потряс кистями:
– А я стою здесь! Что я должен делать?
– Держаться, как бы ни было тяжело, – ответил я.
– Вы должны пойти вместе со мной, – добавил Вулф, протискиваясь между нами. – В вашем подсобном помещении я видел телефон, но прежде чем
звонить, мы немного потолкуем. Арчи, побудешь здесь!
– Я здесь останусь! – сказал Энди.
Состояние шока у него прошло, он снова владел собой, но краски еще не вернулись на его лицо, оно оставалось бледным, на лбу и висках выступили
бисерные капли пота:
– Здесь останусь я, – упрямо повторил Энди.
Мне стоило немало труда убедить его предоставить моей особе эту честь. Все же наконец до него дошло, и он пошел вместе с Вулфом. Сквозь
стеклянную перегородку, отделяющую теплицу от холодного помещения, я видел их некоторое время. Но вот они вошли в подсобную комнату, закрыли за
собой дверь, и я остался один.
Впрочем, в оранжерее невозможно чувствовать себя одиноким. Ты находишься в компании цветов и растений, да и стеклянные стены создают
впечатление, что тебя видят все и ты видишь всех, и что творится кругом. Любой человек, даже с очень большого расстояния мог меня здесь
рассмотреть. Эта мысль подсказывала первый вывод, что Дими Лауэр не могла быть спрятана под настилом и занавеской незамеченной сейчас, в
декабре, – от семи часов утра и до пяти часов вечера.
Тут же встал второй вопрос: была ли она при этом живой или мертвой? Чтобы ответить на него, мне пришлось опять нырять под занавеску.
Около четырех лет назад в оранжерею Вулфа привезли цифаген, чтобы заменить им цианистый газ и никофен, и я прочитал в инструкции, на кого станет
похожим садовник, если будет небрежно обращаться с этим газом.
Поэтому я тщательно осмотрел лицо и горло Дими и пришел к выводу, что ее еще живой затолкали под настил. Убил ее как раз цифаген. Поскольку
казалось невероятным, что она специально там спряталась и лежала совершенно спокойно, пока газ не подействовал. Я методично осмотрел тело,
стараясь найти след от удара или что то другое, но ничего не обнаружил.
Когда поднялся, внезапно услышал откуда то мужской голос, потом кто то постучал костяшкой пальцев по дереву и позвал:
– Энди!.. Энди?..
Голос явно доносился из за деревянной двери, находившейся в конце комнаты, в том месте, где помещение соприкасалось с жилым домом. Настилы в том
месте были на двадцать футов короче и оставляли свободное пространство, покрытое ковриком, на котором были размещены тазы и кувшины с огромными
растениями.
Снова раздался стук, более громкий, чем прежде, да и голос зазвучал явственнее.
Я подошел к двери и отметил три вещи: дверь открывается от меня, ведет она, очевидно, в дом. С моей стороны она заперта на тяжелый металлический
болт, а задвижка и болт обмотаны широкими лентами.
Голос и стук становились все настойчивее. Я понимал, что если я отвечу владельцу этого голоса через закрытую дверь, ничего хорошего из этого не
получится. Но если я буду стоять тихо, не отвечая, тогда в теплицу могут ворваться через вторую дверь – не дай бог в подсобное помещение, а Вулф
ненавидит, когда его прерывают во время серьезного разговора. Нет!.. Сюда я не должен никого впускать ни под каким видим!
Поэтому я открыл дверь ровно настолько, что сумел выскользнуть один, сразу же захлопнул ее и прислонился к двери спиной.