— Ну, в чем дело?
— Ты не хочешь его. Это написано на твоем лице, красавица.
Подавив вздох, Кетлин кивнула.
— А у тебя есть снадобье, чтобы излечить мое упрямое сердце?
Титания похлопала по карману шерстяной юбки и вытащила небольшую глиняную трубку.
— Еще до того как кончится новолуние, ты получишь лекарство от своей болезни.
Кетлин устремила взгляд на огонь.
— Не погадаешь ли мне по руке, чтобы я знала, какое будущее меня ожидает?
Титания усмехнулась, при этом сквозь приоткрытые губы показались десны, потемневшие от мундштука трубки.
— А разве ты сама не рассказала мне, что тебя ждет? Замужество с благородным англичанином. Богатство. Дети. Все это действительно будет у тебя, потому что ты, красавица, такая, какая есть.
Кетлин уже давно поняла, что цыгане не отличаются прямолинейностью. Их речь изобилует недомолвками. Может, да, а может, и нет. Они не оперируют абсолютными понятиями вроде тех, что правят остальным миром.
«Я беременна!»
Кетлин вдохнула полной грудью. Холодный воздух обжег легкие, и она поежилась. Мириться с холодом было гораздо легче, чем со сложившейся ситуацией.
Ее отец, известный писатель, посвященный в рыцари за работы, посвященные ирландской классике, сэр Руфус Джеральдин, имел обыкновение утверждать, будто в его жилах течет цыганская кровь. Он также уверял, что его предками были великие кельтские барды, славившиеся умением рассказывать саги. Перед их удивительным талантом преклонялись даже короли. До чего же романтично! Однако снисходительный и обаятельный ученый строго следил за тем, чтобы его единственный оставшийся в живых ребенок имел как можно меньше свободы.
Овдовевший в день появления дочери на свет, Руфус Джеральдин молил Господа о том, чтобы девушка подольше не выходила замуж и тем самым обеспечила ему комфорт и уют в последние годы жизни. Подобное положение устраивало всех, кроме Кетлин, с которой никто не посоветовался. Так она и жила дома, невенчанная, лишенная внимания мужчин. Она готовила, убирала и, будучи правой рукой отца, красивым почерком переписывала его труды, чтобы потом отправить их в Лондон или Дублин издателям. Никто не задумывался, каково ей живется в этом крохотном мирке, отгороженном от всего света. И вот сейчас отец лежит при смерти, а ее будущее…
— Ты слишком долго смотришь на огонь, красавица, он может свести тебя с ума.
Кетлин вздрогнула. Титания держала в руках глиняный кувшин и две помятые оловянные кружки.
— Согрейся, — сказала она и, вынув пробку из кувшина, налила жидкость в кружки. — Пей.
Кетлин осторожно пригубила. Напиток был сладким и в то же время терпким, от него исходил резкий запах перебродившего фруктового сока. Девушка предпочла не спрашивать, что это такое. Наверное, вино из диких ягод.
— Вкусно, — с улыбкой проговорила она. Титания пожала плечами. Это движение, быстрое и почти неуловимое, можно было заметить только по тому, как шевельнулась тяжелая шерстяная шаль.
В течение следующих пяти минут тишину нарушали лишь потрескивание дров в костре да вой ветра над болотом.
— Что видишь в огне, красавица? — наконец спросила Титания, забрав у Кетлин кружку.
Девушка сосредоточенно смотрела в костер до тех пор, пока золотистая завеса пламени не отгородила ее от реальности.
— Кого там видишь, красавица?
«Квинлана Делейси».
Титания не издала ни звука, однако в мозгу Кетлин эхом отдался скрипучий смех старухи. Виконт Кирни. Английский дворянин. Известный как Квинлан Делейси. Знаменитый лондонский драматург. И поэт.
Кетлин вздохнула, по ее щеке скатилась слезинка. Хотя Делейси об этом и не знает, но именно он виноват во всех ее нынешних неприятностях.