И сразу ее лицо затуманилось тревогой.
– Не слишком усердствуй, Мойше. Возвращайся, если станет туго. Ты не успел как следует отдохнуть.
– После Звездного Рубежа отдыха нет. Ни для кого.
– Но мы же победили, – напомнил Ганс.
– Нам слишком дорого обошлась эта победа.
– Дешевле поражения.
– Думаю, мы по-разному смотрим на вещи, – пожал плечами бен-Раби. – Начать с того, что я никогда бы в это не ввязался.
– Вы там, в Конфедерации, получаете по морде и утираетесь? – спросил Ганс. – Впервые слышу.
– Нет. Мы взвешиваем шансы. Выбираем подходящий момент. И потом бьем сразу. Мы не рвемся напролом, как взбесившийся слон, терпя такие потери, как сейчас.
– Орифламма, – заметил Ганс.
– Что?
– Так иногда называют Пейна. Это что-то из древности, что-то насчет «пленных не брать».
– Ах, орифламма. Это был особый вымпел, который принадлежал королю Франции. Если тот поднимал его, это означало «пленных не брать». Однажды это дорого обошлось самому королю.
– Ганс, – вмешалась Клара, – Мойше из Академии. Он тебе может рассказать, сколько спиц было в колесе римской колесницы.
– Возьмем, к примеру, Пуатье…
– Кого?
– Это место такое. Во Франции, которая на Старой Земле…
– Я знаю, где Франция, Мойше.
– Отлично. Там разыгралось одно из важнейших сражений Столетней войны. И можно сказать, что французы проиграли именно из-за орифламмы. Они загнали англичан в ловушку. Их было десять на одного. Черный Принц решил сдаться. Но французы подняли орифламму. Англичане озверели и стали отбиваться. Когда пыль улеглась, французы оказались разбиты, а Людовик – в кандалах. Здесь есть мораль, если хочешь. А именно: не загоняй противника в угол, из которого ему не выбраться.
– Ганс, ты понимаешь, чем он сейчас занимается? – спросила Клара.
– Хочешь сказать, что он читает нам лекции и ждет сигнала отбоя? Не вышло, Мойше. Подними-ка голову. Я надену шлем.
Бен-Раби поднял голову.
По волосам под сеткой пробежали мурашки. Его голова скрылась в шлеме, и наступила тем нота. Усилием воли Мойше поборол панику, которая всегда охватывала его перед погружением. Ганс застегнул шлем и подогнал датчики биомониторов.
– Слышишь меня, Мойше? – раздался в наушниках голос Клары.
Мойше поднял руку и сказал:
– Слышу нормально.
– Я тоже тебя слышу. Показания нормальные. Кровяное давление немного повышено, но для тебя это норма. Задержись на минутку в зоне перехода. Расслабься. Отправляйся, когда захочешь.
Свое «никогда не захочу» он не произнес. И хлопнул правой ладонью по выключателю. Теперь ему оставались только внутренние ощущения. Строгая сенсорная депривация оставляла его наедине с болью и усталостью, со странным привкусом во рту и со стуком крови в висках. Когда включится поле, исчезнет и это.
В малых дозах это действительно успокаивало. Но в больших могло просто свести с ума. Он снова щелкнул правым выключателем. Вселенная вокруг него обрела форму. Он был ее центром, ее повелителем, ее творцом… В этой вселенной не было боли, не было несчастья.
Слишком много чудес сверкало вокруг, в его вырвавшемся на свободу сознании.
Это была вселенная переливов цвета, ярких и нежных одновременно. Каждая звезда была сверкающей драгоценностью, каждая сияла своим собственным светом. Надвигающийся шторм, солнечный ветер сверхновой был бушующим, психоделическим облаком, в котором вещества казалось не меньше, чем в грозовых тучах Старой Земли. С другой стороны вдаль, к центру галактики, уходило бледно-розовое мерцание извивов водородного потока. Окружающие траулеры были искрами радужного золота.
Стая золотых китайских драконов плыла вслед за флотом, стремясь к нему, но их удерживало на расстоянии световое давление умирающей звезды.