По случаю рождения первого ребенка его величество подарил Аннунсиате богато расшитую рубашку, принцесса Генриетта в день вторых родов прислала ей шелковую шаль.
Сейчас Доркас привела детей в залу, приглаживая их и без того гладкие волосы, поправляя невидимые складки на одежде, умоляя стоять спокойно и никуда не убегать. Хьюго и Арабелле – близнецам – было по девять лет. Хьюго, который стал виконтом Баллинкри после смерти отца, когда ему еще не исполнилось и года, знал, что он очень похож на отца во взглядах, и посему вынужден был посвящать много времени своей еще совсем короткой жизни раздумьям над проблемами, с которыми ему приходилось сталкиваться. Он был невысоким, худощавым, смуглым мальчиком с темными вьющимися волосами и голубыми глазами. «Маленький француз», – говорила Берч, когда он бывал особенно шаловлив. Его отец был наполовину ирландцем, наполовину французом, и смуглость Хьюго объяснялась французской кровью. Хьюго понимал, что это не было его преимуществом, хотя знал также, что король смугл потому, что в нем тоже текла французская кровь. Но королю это не ставилось в вину.
Сестра Арабелла была единственным верным другом в его неспокойной жизни. Она была сильнее и выше его, ее белая кожа не отличалась чистотой, копна рыжих непослушных волос не поддавалась расческе, лицо было неулыбчивым и холодным, и, хотя слуги тоже не считали ее красавицей, казалось, девочка не чувствовала их неодобрения и не придавала большого значения наказаниям, а случались они довольно часто. Берч называла ее белкой, дерзкой девчонкой, и хотя это явно было упреком, чуткое ухо Хьюго улавливало в голосе Берч нотки уважения. Арабелла была любимицей бабушки, которая научила их с Хьюго ездить верхом и была беззаветно предана им до самой своей столь нелепой смерти в прошлом году на охоте. Горячая любовь бабушки служила Арабелле защитой от нападок матери. В силу своей независимости девочке удавалось самостоятельно справляться с проблемами и помогать брату снисходительно и любовно.
Единственное, чего Хьюго страстно желал, – быть любимым матерью, но казалось, этого ему не добиться никогда. И, стоя сейчас в роскошном зале, он поглядывал на картину, висевшую над его головой. Хьюго вспоминал, как они с Арабеллой позировали для нее и как их наказывали за то, что они, не выдержав долгого стояния на месте, начинали баловаться. Картина называлась «Турецкий портрет», потому что в центре ее сидела мать в серебристом турецком костюме и в золотом тюрбане с пером. У ног лежали два любимых коричнево-белых спаниеля, Шарлеман и Каспар; по обе стороны от нее стояли Хьюго и Арабелла, а на самом почетном месте, на коленях, сидел их младший брат Джордж, которого Хьюго считал причиной всех своих несчастий.
Джордж был на год младше близнецов, ему исполнилось восемь лет, и Хьюго уставился на портрет только для того, чтобы не видеть подлинника, стоявшего рядом. Джордж был высоким, очаровательным мальчиком, всеобщей игрушкой, любимцем слуг, фаворитом матери. Его кожа была чистой и нежной, черты лица отличались мягкой правильностью, волосы были до того светлые, что, казалось, отливали серебром, а глаза – чистого серого цвета. Улыбка у него была приятной, голос – еще приятней, и пел он, словно ангел. В довершение всех бед, после смерти своего отца Джордж унаследовал титул графа Чельмсфорда II, и, таким образом, согласно домашнему этикету, всегда имел преимущество над Хьюго, бывшим всего лишь виконтом.
Хьюго, который много времени проводил в засаде, подслушивая разговоры, слышал немало разных сплетен о Джордже, по большей части ему непонятных.