Но несмотря на внешнее отсутствие роскоши и удобства, в Уотермилл-Хаусе всегда царила атмосфера дружелюбия. Джеймс владел еще одним большим домом в городе, но туда они наведывались нечасто. Нанетте не нравилось в Йорке – она находила, что атмосфера там нездоровая. И тому были веские причины – окрестности Лендала, района, где располагался их городской дом, периодически опустошали эпидемии. От болезней пострадали и ее родственники, Баттсы.
До замужества мать Нанетты звалась Бель Баттс – она родилась и воспитывалась в усадьбе Баттсов на окраине Лендала – множество пристроек находились прямо на берегу реки Уз, ниже моста. Хозяином усадьбы был Джон, родной брат Бель. Двое его сыновей взяли в жены младших сестер Нанетты, Кэтрин и Джейн. От эпидемии пострадали Джейн, ее супруг Бартоломью и трое их дочерей. Выжила лишь младшая, по имени Чэрити. Джейн говорила потом, что лучше бы и она умерла – болезнь изуродовала и искривила все тело бедняжки, словно податливую глину, сделав девочку навеки калекой. Теперь Джейн тоже нет в живых – ее убила оспа, летом... Нет, положительно, Йорк – нездоровый город: он безусловно красив, но чересчур шумен, да еще эти ужасные болезни...
А здесь, в Уотермилл-Хаусе, воздух чист, ветерок, дующий с вересковых пустошей, доносит запахи папоротника и медового вереска и крик одинокого кроншнепа... По земле то и дело проносится стремительная тень от крыльев сокола, а если набрать в ладони воду и вкусить этого сока земли, то во рту надолго остается мшистый привкус – но родник, бегущий по торфяному ложу, чист и прозрачен... Каждый вздох ветерка напоминал Нанетте о прошлом – в этом была вся ее жизнь, дыхание ее родного севера, где солнце огромно и земная твердь жадно ждет его тепла, где биение жизни сродни пульсу самой земли... Такова эта жизнь: когда зима расправляет ледяные крылья, в дом входит смерть и, как собака, ложится у огня, долгими ночами ожидая жертвы; тогда всякий новый день – это победа над ней... А весна влажна и зелена, и так напоена жизнью, что причиняет боль – похожую на ту, что испытывает отмороженная рука, возвращаясь к жизни... А пшеничный, сладковатый аромат лета с его жаркими днями, то полусонными, то безумными, словно стремительные ласточки, когда чувствуешь, что будешь жить вечно и править этим миром... А здешняя осень насквозь пропахла дымком и изукрашена плодами, скрывающимися в листве, словно в драгоценной оправе...
И собственная жизнь проплывала перед мысленным взором Нанетты – картины сменялись, словно времена года... Вот ее весна: вереница лиц блестящих молодых людей, спутников ее ветреной молодости – Болейны, Гэл Норис, маленький Фрэнк Уэстон и другие... Лица, принесенные ветром воспоминаний оттуда, где для них вечно царит весна, где они никогда не состарятся... Ее короткое лето подарило ей любовь и замужество – и ребенка, Джэна: он был и сын ей, и не сын... Ведь Господь не благословил детьми ее брак с Полом.
Ныне же она вступала в пору осени – нежной и мудрой, богатой плодами: любовью, посеянной давно и принесшей, наконец, урожай. Второй ее супруг, обожаемый Джеймс, и их жизнь в Уотермилл-Хаусе с преданными слугами сама по себе была благословенным даром, и Нанетта преисполнена была самой искренней благодарности Богу и судьбе. Но налетел легчайший ветерок, и вновь зашевелилась листва, обнаружив нежданный, скрытый плод – о, их сокровище, их Богом данный Александр!..
Нанетте было уже за сорок, когда она вышла замуж за Джеймса, который был тринадцатью годами старше ее, трижды женат и трижды оставался бездетным вдовцом. Женившись на Нанетте, он и не чаял иметь наследника, плоть от плоти своей...