А ты что, серьезно решил? - вдруг спрашивает он, улыбаясь одними глазами.
- Серьезно.
- Правильно поступаешь. Если бы мне повестки не прислали, я все равно пошел бы. Вон школу видишь? Приходи, там наша рота, вместе будем служить. У нас хороший командир... лейтенант Сомов. Он меня отпустил на два часа. Так что, ты давай. Нынче каждый обязан быть там, лицом к лицу с врагом. - И, сбежав с крыльца, повторяет: - Приходи, приходи, Самбуров, Уж мы им там покажем, как на Россию поднимать руку.
Гляжу ему вслед и думаю: "Вот вам и Шапкин. Молодец!".
Поздно вечером приходит мать. Не раздеваясь, она тихонько садится рядом, прижимает меня к груди.
- О чем думаешь, Коленька?
- Ни о чем, мама.
- Не оставляй меня одну... Я знаю, ты уходить задумал.
- Мама...
- Не обманывай... Все уходят, и ты должен быть там.
У ворот нос к носу столкнулся с часовым,
- Товарищ, мне бы в часть попасть...
- А ты кто? - Голос знакомый: это же Захар!
С радостью отзываюсь:
- Захар, это я, Самбуров!
- Валяй отсюда, чего стоишь, здесь тебе не пункт скорой помощи. - Он освещает меня карманным фонариком. Не узнает, что ли?
- Слышишь, это я, Самбуров.
- Уходи, уходи, нечего тут стоять, - повторяет он.
- Товарищ Шапкин, вы с кем там разговариваете? - спрашивает кто-то издали.
- Да вот тут какой-то рвется в роту.
Слышатся шаги. Передо мной вырастает высокая фигура военного. Глухой щелчок - и пучок света выхватывает меня из темноты.
- Пойдемте.
Входим в помещение. На полу, плотно прижавшись друг к другу, лежат бойцы. Многие в штатском. Из-за стола навстречу нам поднимается огромного роста красноармеец.
- Командир роты не приходил? - спрашивает его высокий, с большими красными звездами на рукавах. "Политрук", - определяю я.
- Был, товарищ Правдив, ушел в штаб, вроде как завтра отправляемся.
- Значит, на фронт желаешь? - спрашивает меня Правдин, потом поворачивается к бойцу. - Как, Кувалдин, возьмем? Паренек вроде подходящий.
- Хрупок больно, - окает красноармеец.
- Оружие знаешь? - продолжает политрук. - Из винтовки стрелял?
Он достает из сумки гранату.
- Разбери. Смелее, капсюля нет... Та-ак, - тянет политрук. - Правильно действуешь. - Он дает мне винтовку и просит назвать основные части. Когда я успешно выдерживаю экзамен, Правдин решает: - Хорошо. Утром получите обмундирование, винтовку. - Он встает, набрасывает на плечи шинель, закуривает:
- Война, братец ты мой, война... Весь народ встает под ружье, произносит политрук и, погасив папиросу, скрывается за дверью.
Спрашиваю Кувалдина, твердо ли решил Правдин зачислить меня в роту. Может, он пошутил?
- Таким делом не шутят... Ложись и отдыхай, - советует Кувалдин и первым опускается на разостланный брезент. Через минуту он спрашивает: Говоришь, в Ростове учился, в пединституте?.. Случаем, Сергеенко Аню не встречал там?
Отвечаю не сразу. В памяти ожил один воскресный день. Редкий лесок. Неожиданно полил дождь. Прижавшись к ветвистому дубу, мы стоим с Аней Сергеенко: этого момента я давно ждал. "Знаешь что, - вдруг осмелел я. Сейчас поцелую". Аня, прикрыв ладонью губы, засмеялась: "Опоздал". И погрозила пальцем: "Я другому отдана и буду век ему верна". - "Кто же он?" Она тряхнула кудрями: "Красноармеец молодой, статный и лихой". Мокрая, с большими лучистыми глазами, она отпрянула в сторону и убежала. Потом почти каждую ночь я видел ее во сне, стоящую под ветвями дуба. Неужели о ней спрашивает Кувалдин?
- Знал. Когда началась война, она оставила институт и поступила на курсы радистов.
- Ты спи, спи, - вдруг заторопил Кувалдин,
- 2
Идем шестой час без отдыха. Ноги и кисти рук отяжелели, словно к ним прицепили свинцовые гири. В горле жжет: возьми глоток воды - и она закипит во рту.
Впереди, метрах в двадцати, - командир и политрук роты.