- Никакая ты не мужененавистница, - сказал он, щекоча своим дыханием мое ухо. - Просто почти все мужчины настоящие козлы и жеребцы. Они ни черта не смыслят в том, как нужно обходиться с девчонками.
- Ты так со всеми обходишься? - поинтересовалась я, слегка от него отстраняясь.
- Ну что ты. Разве они поймут? - Леня тихо рассмеялся. - Обзовут импотентом или гомиком.
- Может, ты на самом деле… гомик? Только не обижайся - я вовсе ничего против них не…
Он снова рассмеялся.
- Нет, я не гомик. Я умею с женщинами по-всякому. И раньше мне нравилось делать так, как делают многие мужчины. - Он вдруг скользнул пальцами по моему животу, задержав их на долю секунды у меня между ног. Я напряглась. И снова вспомнила о том ужасном предмете, который затвердевает и…
- Не бойся. Шут никогда не осмелится стать первым мужчиной инфанты. - Он положил ладонь мне на грудь. - У тебя замечательное тело. Когда-нибудь ты позволишь мне его целовать. Как ты думаешь, когда это случится?
Мое тело еще никто не целовал, хотя я подозревала: это, должно быть, приятное ощущение. Кто-то из девчонок рассказывал, что ее любовник, прежде чем заняться сексом, то бишь совокуплением, долго и нежно целовал каждую клеточку и складочку ее кожи. Но тот мужчина был раза в два, а то и больше старше ее. Похоже, он таким образом возбуждал себя для, гм, совокупления.
Я рывком стащила через голову кофточку от пижамы и почувствовала себя совсем незащищенной от этого почти незнакомого мне парня. Это чувство мне понравилось.
…Он ушел от меня под утро. Так же тихо, не скрипнув ни одной половицей - у него было дневное дежурство в больнице. Я провалялась в постели до полудня, блуждая между сном и явью. Я вся словно из кусочков состояла, и они никак не хотели собираться в одно целое.
Расчесывая перед зеркалом волосы, я заметила на груди мелкие кровоподтеки. И на шее тоже. Я долго водила по ним кончиками пальцев.
Он поднялся ко мне на следующую ночь. Мы лежали обнявшись совершенно голые и смотрели на звезды. Нам было здорово, но я, любопытная и дотошная от природы, спросила:
- Он у тебя не… - И осеклась, чувствуя, как к щекам прилила кровь.
Леня еще крепче прижал меня к себе.
- Чего смутилась, глупышка? Вполне уместный вопрос. Понимаешь, я умею собой владеть. Каждым мускулом. Но это не значит, что я тебя не хочу.
- Но, если ты меня хочешь, почему тогда ты… Может, нам стоит попробовать?
- Нет, инфанта, тебе придется отказаться от этой мысли. - Он вдруг лег на меня сверху и, взяв в ладони мое лицо, нежно поцеловал в губы. Это был наш первый поцелуй. Случилось так, что до сих пор нам было не до поцелуев.
- Но почему? - удивилась я, ощутив у себя между ног его горячий довольно упругий пенис.
- Не надо всему на свете искать объяснения, ладно?
Леня смотрел при этом мне в глаза. Мне захотелось, чтобы он смотрел так на меня вечно.
Дни летели со скоростью неуправляемой ракеты. Если Леня дежурил в ночь, он обязательно поднимался ко мне после завтрака. Мы расстелили в углу за кроватью ватное одеяло. Это был укромный уголок. Там нас не могли застать врасплох.
Впрочем, родители, казалось, пребывали в беспечном неведении относительно наших с Леней отношений.
- Ты похудела, - сказала как-то за обедом мать. - И круги под глазами появились.
- Вовсе нет. Анюта замечательно выглядит, - неожиданно пришел на выручку отец. - Леня, скажи, правда, у меня красивая дочка?
- Очень красивая, Андрей Михайлович, - с готовностью отозвался Леня, не переставая поглощать блины. - Я бы сказал даже - слишком красивая.
Мать метнула в его сторону почти враждебный взгляд. Ну да, при всем своем демократизме советской учительницы она определенно не хотела иметь зятя-санитара.
- Вот только беда: этой твоей красавице скоро в Москву ехать. - Отец вздохнул и опрокинул в себя стопку рябиновки. - Встречи, проводы, разлуки. Скучно нам без нее будет. Правда, Леня?
- Очень скучно. - Леня даже перестал жевать, но всего на каких-нибудь полминуты. У этого парня был отменный аппетит при отменно стройной фигуре.
- Эхе-хе. - Отец встал и подошел к темно-синему окну в наш заснеженный сад. - Влюбится в своей Москве в какого-нибудь столичного хлыща и забудет про нас, провинциалов дремучих. Влюбится, замуж выскочит… Будет у нее своя семья, а мы превратимся в родственников, которых навещают из чувства долга и так далее. Правда, Леня?
- Ну вот, завел заупокойную мессу, - не выдержала мать. - Девочке еще институт закончить надо, а ты про замужество.
Мы с Леней незаметно обменялись взглядами. Нам обоим вдруг ужасно захотелось в мансарду.
- Пойду прогуляюсь, - сказала я, вставая из-за стола. - Там такая луна…
- Пойди, дочка. Да, в Москве своей такой не увидишь. Леня, и ты бы пошел с Анютой. Что-то вы, нынешняя молодежь, не больно склонны к общению. Бывало, мы…
Когда я надевала в сенях валенки, Леня неожиданно присел на корточки, стянул с моей ноги грубый носок и, взяв в обе руки мою ступню, поцеловал каждый палец в отдельности.
- Я тебя почти люблю, инфанта, - прошептал он. - Но это ничего не меняет.
Мы поболтались минут пять во дворе на виду у все еще обедавших в столовой домочадцев, потом тихонько прошмыгнули через кухню в дом и прямо в валенках и тулупах поднялись ко мне в мансарду, умудрившись не скрипнуть ни одной половицей. Мы решили устроить прощальную вечеринку со свечами и шампанским, хоть Леня обычно не пил.
Утром я должна была уехать в Москву.
… Я лежала на волчьей шкуре в окружении горящих свечей, а Леня в каком-то экстазе целовал мое тело, нежно прикасаясь подушечками своих чутких пальцев именно там, где мне хотелось, чтоб он прикоснулся. Он несколько раз доводил меня до оргазма, и тогда по моему телу пробегала дрожь. Довольный, он целовал меня в губы. Я млела от наслаждения. Странно, но мне было вполне достаточно того, что он со мной делал.
- Но тебе… тебе ведь тоже хочется, чтобы я… чтобы ты испытывал наслаждение, - бормотала я.
- Все хорошо так, как есть, инфанта. - Он поцеловал меня в ухо и просунул туда кончик языка. - Я наслаждаюсь вместе с тобой. Ты так здорово отдаешься.
Я поняла, что отдаюсь ему вся без остатка.
- Может, нам стоит…
Он положил на мои губы палец.
- Не стоит. Нет. Не стоит.
- Даже если я тебя очень попрошу?
- Ты не станешь просить меня об этом, инфанта.
- Ты боишься?
- Проблем, - сказал он и вдруг рассмеялся. - Их и без того хватает.
- Ты слишком серьезно воспринимаешь жизнь.
- Ошибаешься. Я стараюсь сделать ее как можно веселей.
Он вздохнул. Он лежал какое-то время неподвижно рядом со мной, а я, приподнявшись на локтях, любовалась его большим красивым телом. Мне вдруг захотелось, чтоб это тело принадлежало мне. Только мне. Но я не осмелилась сказать об этом вслух.
Леня вдруг странно хмыкнул, вскочил и накинулся на меня со своими неистово нежными ласками.
- Нет, ты не должна этого делать, - прошептал он, когда я неожиданно для себя поймала его руку и поцеловала в запястье. - Я хочу остаться твоим шутом, инфанта, понимаешь?
Я не уехала на следующий день. Я подвернула лодыжку, спускаясь с последней ступеньки своей лестницы. Перелом оказался сложным. И было невыносимо больно.
Леня нес меня на руках в операционную.
Рентген показал, что порваны связки, да еще осколок кости вонзился в какую-то мышцу. Оперировали меня под общим наркозом.
Придя в себя, я увидела первым делом Леню.
У меня была легкая, почти невесомая, от наркоза голова, и я, кажется, наболтала ему кучу глупостей про любовь и прочую ерунду. Он слушал меня не перебивая, пожимая время от времени мою руку, которую все время держал в своих сильных ладонях. По-моему, я даже говорила, что хочу выйти за него замуж. Правда, это могло мне присниться.
Тревога делала его лицо очень красивым и совсем юным.
Он просидел возле меня всю ночь. Я, как дочь главврача, лежала в отдельной палате. Утром он попытался дать мне судно, но я сказала, что скорей у меня лопнет мочевой пузырь, чем я позволю ему…
Он хохотал. Ему, похоже, очень понравился мой ответ.
Через пять дней Леня внес меня на руках в мансарду. Отец с трудом сдерживал слезы и называл его "сынок". Я слышала, как он говорил матери, что этого парня Анюте послал сам Бог.
В первую же ночь моего возвращения возобновились наши свидания.
- Я не хотел, чтоб ты уезжала, - сказал Леня между поцелуями. - Я очень сильно не хотел этого. Прости, ладно?
- Ты думаешь?..
Я не закончила свою фразу. Я тоже так думала. Более того, я знала точно: это сделал он.
Нас застукала бабушка. Она поднялась совсем неслышно, а мы были слишком увлечены новыми ощущениями: я лежала, положив под попку подушку и слегка расставив ноги, а Леня проводил языком по внутренней стороне моих бедер, все ближе и ближе подбираясь к тому самому месту, которое, как мне казалось, превратилось в пылающий очаг. Бабушка тихо ойкнула и упала в кресло.
Леня медленно повернул голову. К счастью, он еще не успел стянуть свои тренировочные штаны.
- Я… извините… я… старая дура… - бормотала бабушка, прижимая к своим пунцовым щекам ладони.
Леня накрыл меня одеялом.
- Бабушка, ты ничего не скажешь родителям, поняла? - подала голос я.
- Поняла, внученька. А вы… Ты… Я очень рада. Очень, очень рада.
Она залилась счастливыми слезами, потом осенила нас широким крестом.
- Спасибо, - сказал Леня. Если он и был смущен, то умело это скрывал.