Мандарин, или как он там у них называется, провел меня в комнату, дверь которой была задрапирована бархатными портьерами, а стены – шелковыми обоями с драконами. Мы сели за эбеновый столик, и слуга-китаец принес фарфоровый кувшин и чашки.
Мандарин стал разливать напиток. Когда он наполнял мою чашку, за дверью поднялся чертовский шум. Я обернулся, но из-за портьер ничего не было видно. Потом шум внезапно стих. Эти китайцы вечно ссорятся из-за всяких пустяков.
Тут мандарин предложил тост:
– Давайте выпьем за вашу замечательную победу!
– А, – сказал я, – пустяки. Мне и нужно-то было всего разок ударить.
Я выпил и удивился:
– Этот напиток какой-то странный на вкус. Что это такое?
– Каолян, – ответил китаец. – Выпейте еще.
Он снова налил и, подавая мне чашку, чуть не перевернул ее, задев рукавом.
Я выпил, и он спросил:
– Что случилось с вашими ушами?
– Вам следовало бы знать, раз уж вы такой любитель бокса, – ответил я.
– Сегодня я впервые в жизни увидел боксерский поединок, – признался он.
– Никогда б не подумал, судя по тому, как заинтересованно вы наблюдали за поединком, – удивился я. – А такие уши на профессиональном языке боксеров называют лопухами или цветной капустой. У меня как раз такие и есть, и еще нос кривой, оттого что я тормозил им удары кулаков, спрятанных в перчатки. Все старые бойцы носят такие украшения, если они, конечно, не "танцоры".
– Вы часто выступаете на ринге? – заинтересовался мандарин.
– Чаще, чем могу припомнить, – ответил я и заметил, что его черные глаза загорелись какой-то тайной радостью.
Я сделал еще глоток этого китайского пойла и ощутил приступ красноречия и фиглярства.
– От Саванны до Сингапура, – запел я, – от чистых улочек Бристоля до причалов Мельбурна – повсюду пыль рингов пропитана моей кровью и кровью моих врагов. Я главный задира с "Морячки" – самого боевого из судов, бороздящих океан. Стоит мне ступить ногой на причал, как даже самые сильные парни спасаются бегством! Я...
Тут я заметил, что мой язык начал заплетаться, а голова пошла кругом. Мандарин не делал ни малейшей попытки поддержать разговор. Он просто сидел и внимательно смотрел на меня блестящими глазами, а мне казалось, что я погружаюсь в какой-то туман.
– Какого черта! – тупо рявкнул я.
Затем я начал орать, попытался подняться из-за стола, но комната вокруг меня поплыла куда-то.
– Ах ты желтопузая крыса! Ты подсыпал наркоту в мою выпивку! Ты...
Левой рукой я схватил его за рубашку и через стол потащил на себя, занося правую для удара. Но прежде чем я успел ударить китаезу, в моем черепе что-то взорвалось, и я отключился.
* * *
Наверное, я долго пробыл в отключке. Пару раз у меня возникало ощущение, будто меня подбрасывают и толкают. Казалось, что я лежу в своей койке на "Морячке", а на море разыгрался шторм. А потом, что еду куда-то на автомобиле по разбитой и тряской дороге. У меня было такое чувство, что мне необходимо подняться и снести кому-то башку. Но, честно говоря, я просто лежал и ни черта не помнил.
Но когда я наконец очухался, то первым делом сообразил, что связан по рукам и ногам. Потом я заметил, что лежу на походной кровати, а надо мной навис здоровенный китаец с винтовкой. Я повернул голову и увидел, что на груде шелковых подушек сидит еще один человек, показавшийся мне знакомым.
Сперва я не узнал его, потому что теперь он был одет в расшитые на китайский манер шелковые одежды, но потом, разглядев, понял, что это мандарин. Несмотря на мешавшие путы, я принял сидячее положение и обратился к нему с плохо сдерживаемой яростью в голосе:
– Зачем ты подсыпал отраву в мою выпивку? Где я? Что ты со мной сделал, дерьмо китайское?
– Вы находитесь в лагере генерала Юн Че, – спокойно ответил он.