4
Урну убрали, и мы больше никогда не вспоминали об этом. Иногда я пыталась отыскать ее в кладовке, за сервизами. Но они очень хорошо спрятали ее. Я не поехала в Лондон - вещи Джулии прибыли в Париж. Я хотела повесить в спальне картины с Везувием, но они были слишком большими.
Мне пришлось подписать какие-то бумаги.
- Это по поводу дома, - сказал отец. Я спросила, кто его купил.
- Мы их не знаем, - был его ответ.
- Драгоценности в банке, - заверил меня Мишель.
Я хотела посмотреть их, но он ответил:
- Позже.
Отец дал мне на подпись документ, согласно которому я могла приходить в хранилище. Но хотя я продолжала искать прах Джулии в глубине шкафов, мне не хотелось видеть ее украшения в хранилище.
Мишель сказал, что поскольку я не стану учиться в Курто, мне следует остановить свой выбор на Луврской школе.
- Там будет половина девушек, с которыми ты училась раньше, - добавил он.
А я бы предпочла снова работать в бутике, хотя отец настаивал на том, чтобы я помогала ему в магазине.
Теперь, обнаружив в аптечке наркотический сироп от кашля, я стала спать. Я приноровилась, выпивая сразу половину бутылки, проводить время в забытьи, лежа на диване. Я хотела увидеть Джулию во сне. Когда я чувствовала приближение забытья, то направлялась к дивану, чтобы упасть лицом вниз на его потертый плюш, и, крепко обхватив подушку, отдаться во власть сна. Она была рядом, она ждала меня с другой стороны темноты, желая объяснить мне, что она не умерла.
Телефон звонил и звонил. Я вставала с дивана и брала трубку - это, как правило, был Мишель. Он говорил, что я ему нужна в магазине с ключом или еще с чем-нибудь, что он забыл дома. Сначала я просто опять проваливалась в сон, но он продолжал тревожить меня. Мне приходилось вставать, брать такси и ехать в магазин. Отец, я и Мишель возвращались домой только вечером. Я чувствовала себя, как собака, которую силой выгоняли на прогулку.
Однажды Мишель разбудил меня в девять утра.
- Почему?..
- Ты нам нужна. Мод заболела.
Я протирала витрины специальной жидкостью, смахивала пыль с бронзовых фигурок животных из египетских пирамид и с терракотовых амурчиков - из греческих захоронений.
Покупатели приходили и уходили, я отвечала на их вопросы, иногда сама толком не зная правильного ответа. В первые две недели, когда я работала там, все зеленое было из Луристана, каждая фигурка женщины была Танагрой, а каждый черепок - этрусским. Я не знала цен: этим занимался Мишель, они были записаны в большой коричневой книге.
Утром я регулярно поднималась в девять и постепенно привыкла к этому. Я не звонила своим друзьям, они учились и стали чересчур серьезными. Они влюблялись и были счастливы. У нас не осталось ничего общего. И потом я же сказала им, что уезжаю, меня для них в Париже не было.
Однажды в магазине раздался звонок, я подошла к телефону - это была Мод.
- Вам уже лучше? - спросила я.
- Я прекрасно отдохнула, - ответила она.
- Я думала, что вы были больны.
- Больна? Я ездила в Англию повидать своих племянниц. Все было так чудесно. Спаси Бог, я не болела. Ваш отец просто дал мне отпуск на две недели.
Я перестала ходить в магазин. Они постарались найти мне работу. Мишель как-то сказал, что у него есть знакомый фотограф, которому нужен помощник.
- Я даже не знаю, как заряжать камеру, - сказала я. - Нет, из этого ничего не выйдет!
- Ему нужен не такой помощник. Ему нужен кто-то, кто будет делать макияж моделям и помогать им одеваться. Ты справишься!
Мишель договорился с фотографом.
Фотографа звали Делаборд. У него была короткая густая бородка и густые брови. На нем был плотный черный хлопчатобумажный пиджак, чем-то напоминавший униформу китайцев.
- Попробуем, - сказал он. - Мне нужен кто-то, у кого есть воображение.
Я уверила его, что чего-чего, а фантазий у меня хватает. Ему также нужна была энергичная молодая девушка. Мне казалось, что я идеально соответствую этим требованиям. Ему также понравилось, что я одинаково хорошо говорю по-английски и по-французски.
- Большинство фотомоделей - американки. Они слишком ленивы, чтобы учить французский. Так что мне придется переводить.
Я проявляла чудеса находчивости, когда нужно было найти огромные плюшевые игрушки, картонные лодки, фальшивые носы, парики восемнадцатого века, гипсовые отливки статуй и искусственные цветы. У меня уже не оставалось времени, чтобы баловаться сиропом от кашля, но Люк, помощник Делаборда научил меня сворачивать закрутки с травкой. Мы покуривали их в студии, когда Делаборд отбывал домой.
- Делаборд, - заявил мой отец, - заставит тебя двигаться.
- Или хотя бы оставаться на ногах, - заметил Мишель.
Иногда я набирала номер ее телефона в Лондоне, чтобы проверить, что же случится. Она не отвечала.
Отец ходил со мной на прогулку в Люксембургский сад, мы гуляли вдоль Сены и возле причалов. Мы разговаривали о любви, только чтобы не говорить о Джулии. Я спросила, были ли у него и Мишеля какие-то связи на стороне, и он мне ответил:
- Конечно!
- С женщинами?
- Нет, с разными людьми.
Потом он постарался утешить меня.
- Нашей связи ничего не угрожает. Семнадцать лет вместе - это целая вечность. Физическое горение длится не так уж долго. Даже самая пылкая связь может продлиться от силы два с половиной года. Мы уже говорили тебе об этом.
- Откуда ты знаешь?
- Тебе может объяснить Мишель. Это его теория, но он прав.
- А моя мать?
- Здесь все было по-другому. - И он больше ничего не сказал.
Через несколько недель Джорджи и Алексис привели к нам на ужин знаменитого американского писателя. Его звали Фред Гарднер, и он жил в Лондоне. Я сразу насторожилась: меня волновало все, что было связано с Джулией, и я вспомнила, что она его упоминала. Отец никогда не встречался с мистером Гарднером, но восхищался им. Я посмотрела на названия его книг, стоявших на полках: "Тело юноши", "Прекрасный Чарли", "Пята Меркурия", "Бычьи плечи". Они прибыли вовремя - он, Алексис и Джорджи. Он нарочито далеко встал от Куроса у нас в холле и кивнул улыбаясь. Потом медленно обошел нашу гостиную с видом будущего покупателя.
- Он все так оглядывает, как будто здесь выставлено на продажу, - прошептала я Мишелю.
- Ну, что ж, так оно и есть, - многозначительно ответил Мишель.
Нгуен приготовил вьетнамский суп. Фред Гарднер пил бурбон и рассуждал об Ангкоре Вате и Пномпене. Он вел себя как большой специалист буквально во всем. Я была за столом единственной женщиной и все время не сводила с него глаз.
- Такие хорошенькие глазки! - сказал он, глядя на меня.
Я хотела его спросить: "Вы знали мою тетю Джулию?" Но не было для этого подходящего момента.
После обеда мы вернулись в гостиную. Мишель обратил внимание на темные магнолии и сказал мистеру Гарднеру, что они начнут цвести через два месяца. Я уселась на диван, смотрела на голову Будды с его заостренными ушами и выжидала подходящего момента. "Если он сядет рядом со мной, - думала я, - я тихонько назову имя "Джулия", и между нами распространится тепло, связанное с ней. Совсем как любовь".
Но мистер Гарднер уселся в кресло, а рядом со мной разместился Алексис, он склонился к писателю и начал болтать с ним.
- Помоги мне принести вино и рюмки, - попросил меня отец.
Я пошла с ним и сначала достала темные хрустальные стопки, но он сказал, что они не подходят, мне пришлось убрать их и достать крохотные рюмочки на тонких ножках. И когда мы вернулись - отец с бутылкой вина, а я с подходящими рюмками на подносе, я наконец услышала, как писатель впервые упомянул ее имя.
Фред Гарднер откинул голову на спинку кресла и, обращаясь к потолку, произнес самодовольным тоном:
- Джулия была такая дура!
Отец, казалось, не слышал его и продолжал расставлять бутылки на кофейном столике. Он сделал мне жест рукой, подсказывая мне, чтобы я убрала кучу каталогов и освободила место для подноса.
Джорджи и Алексис громко смеялись вместе с Гарднером, а тот продолжал:
- Она думала, что может иметь все, что пожелает. Она ни в чем не знала границ. Она даже старалась иметь малыша Купера!
- Она была удивительная женщина, - заметил Мишель.
Я затаила дыхание, отец молчал. Он перестал улыбаться. Я знала, что он сейчас вышвырнет мистера Гарднера, если тот произнесет хотя бы еще одно слово.
- Надо признать, - тихо сказал отец, - что мальчик Купер был неотразим!
- Он - продажная тварь, - вклинился Джорджи, - я знал его еще на Капри, и он - проститутка!
- Но он талантлив, - заметил Алексис, - если бы он только хотел работать.
- Но его талант, как мне кажется, ограничивается только умением привлекать к себе людей, - сказал Фред Гарднер. - В нем больше магнетизма, чем таланта, хотя обычно это слово применяется к политикам и хилерам. Этот юноша обладал им.
- Ему было невозможно противостоять, - тихо повторил отец.
Мне было любопытно, кто же этот юноша. Я его никогда не встречала.
- Женщины, которые обладали красотой, верили, что им может сойти абсолютно все, - продолжал Фред Гарднер, глядя на прозрачную земляничную настойку.
- Это была ее подушка, - заметила я, показывая на вышитую подушку, которую подложил себе под руку Алексис.
- Ей всегда нравились хорошенькие мальчики, - заметил Алексис.
- Тревор Блейк был ужасен, - вставила я, пытаясь защитить Джулию.
- Итак, - сказал Фред Гарднер, меняя тему разговора, - когда вы начинаете свою учебу и где?