Моника ответила что-то по-французски, и Колин усмехнулся. Пруденс заглянула в кухонный альков, где находилась небольшая плита, холодильник и раковина, полная грязной посуды. "Ничего себе, уютная квартирка!" - подумала она. Потом заметила в комнате телефон и вдруг ужасно захотела позвонить Тромбли. Сама не знала, что, собственно, могла бы ему сказать, - ничто, конечно, не убедило бы издателя отменить задание и вернуть ее в Нью-Йорк. Но желание пообщаться с ним через океан и пожаловаться, как она тут идет на жертвы, было огромное.
Пока Моника приводила себя в порядок, Пруденс решила поговорить с Колином.
- Мистер Монтгомери, по поводу вашего отца…
- Мистер Монтгомери - это мой отец, - перебил он, подходя к ней, - а я просто Колин, - и протянул руку, прикоснулся к ее волосам. - Не нервничаете?
Пруденс попыталась улыбнуться:
- Да нет…
- Все в порядке, Пруденс! - сказал он, проводя ладонью по ее щеке, дружелюбно, как никогда. - Я понимаю, вы далеко от дома…
- Я хочу есть и пить. И ужасно устала. Я пролетела огромное расстояние, чтобы встретиться с человеком, которого никогда раньше не знала и которого только избранные видели последние десять лет, - сама от себя такого не ожидая, вдруг резко высказалась Пруденс. - И тоска по дому не идет ни в какое сравнение с теми чувствами, которые я испытываю, ожидая этой встречи…
В этот момент появилась Моника. На ней было ярко-красное шелковое платье с оранжевыми и желтыми цветами, расчесанные, поблескивающие пышные волосы схвачены сзади простой резинкой.
- Ну, как я выгляжу? - спросила она.
- Как всегда ошеломляюще, сама знаешь! - ответил Колин. - Так у кого какие будут предложения насчет ленча? Можно пойти в паб или кафе на Роуз-стрит или посетить туристские места отдыха на Принсес-стрит. А можно довольствоваться чаем и ячменными лепешками в ресторане напротив. Вы гостья, Пруденс, вам и решать.
- Ха! - воскликнула Моника. - А я что, не гостья?
- Гости не оставляют грязную посуду в мойке и не разбрасывают нижнее белье по всей комнате, - проворчал Колин. - Ну, так как, Пруденс?
- Давайте останемся на Роуз-стрит, - сказала она, неожиданно почувствовав, что нервничает.
- Я думал, вам хотелось бы осмотреть достопримечательности Эдинбурга? - неожиданно поинтересовался он.
Пруденс кивнула.
- Конечно! И желательно до моего отъезда из Шотландии.
- По-моему, я вас ничем не обидел, - спокойно заметил Колин и повернулся к Монике. - Вообще-то тебе следовало бы остаться и вымыть посуду.
Моника состроила гримасу, Колин рассмеялся и пошел между женщинами к двери.
Яркое солнце неплохо пригревало, но температура воздуха была на несколько градусов ниже, чем в Нью-Йорке. "Интересно, в замке у Хейли будет такая же приятная свежесть?" - подумала Пруденс. Если так, то она неплохо проведет лето, получая при этом двойную зарплату. Мысль была приятная, ее хотелось подольше сохранить.
- Вы хорошо знаете Хейли Монтгомери? - спросила она у Моники, когда на улице они оказались немного позади Колина.
- О, я знаю его очень давно! - ответила та. - Но с тех пор, как он стал…
Она подыскивала подходящее слово, и Пруденс подсказала:
- Затворником.
- Вот именно! Тогда я попыталась убедить Колина и его сестру…
- У Колина есть сестра? - прервала ее Пруденс.
- Да, Джульета. Но она не так заботится об отце, как Колин. О, он ограждает его от всего на свете!
Колин оглянулся через плечо.
- О чем вы там секретничаете? Моника ответила по-французски, и он рассмеялся.
- Что вы ему сказали? - спросила Пруденс.
Танцовщица улыбнулась. Пруденс при этом отметила, что Моника по-своему очень красива. Во всяком случае, точно знает, как одеваться и как улыбаться, чтобы подчеркнуть привлекательные черты.
- Я сказала ему, что мы обсуждаем его фигуру.
Пруденс почувствовала, как кровь прилила к щекам.
- Ага… Так в чем же вам пришлось убеждать Колина и Джульету?
- Я дала слово никогда не упоминать имени их отца, не делать снимков, не говорить представителям прессы или кому бы то ни было о том, что его видела. Целая история!
- И что же, он никогда не покидает своего замка? - поинтересовалась Пруденс, еще раз напоминая себе, что она приехала сюда, чтобы написать о нем статью для одного из самых престижных литературных журналов Америки.
- Почему же? Иногда покидает. Прошлым летом приезжал на фестиваль.
Любопытно! "Интересно, что скажет на это Эллиот Тромбли?" Пруденс помнила, что на прошлогодний Эдинбургский фестивать он посылал корреспондента. А тот, выходит, ничего не увидел и не услышал о Хейли Монтгомери?
Они пришли в паб без названия, с большими решетчатыми окнами, расположенными около самой земли, гигантской старинной стойкой и двумя маленькими круглыми столиками. Устроились за стойкой. Колин сел между женщинами и сообщил Пруденс, что здесь подают лучшую в Шотландии баранину с отличным соусом карри. Она тут же заказала ее и бокал шабли. Бармен пробурчал, что бутылка шабли где-то в подвале. Колин попросил себе баранину и пиво. Моника - перье с долькой лимона.
- На Роуз-стрит всегда болтаются люди богемы, - сказал Колин. - Особенно хорошо тут зимой. Походишь из паба в паб, со всеми повстречаешься, обо всем наговоришься… Хотя в Эдинбурге иногда бывает очень тоскливо, особенно если тебе нечем заняться и нет серьезной причины тут торчать. Зимой не очень холодно, но ужасно сыро, солнце редко показывается. В лучшем случае, часа на четыре…
- Мне не терпится увидеть все собственными глазами! - поддержала разговор Пруденс.
- Может, вам повезет. Отец намекал, что неплохо было бы на зиму куда-нибудь переехать. - Он усмехнулся. - Хорошо бы на юг Франции!
Пруденс пожалела, что у нее нет возможности вести запись. Придется теперь вечерами припоминать, кто что сказал.
- Значит, он все зимы проводит тоже здесь?
- Да. Наблюдал неутешность и одиночество отдельных индивидуумов.
Принесли пиво для Колина и перье для Моники. Шабли, как сообщил бармен, где-то искали.
- Отец не самый беспокойный человек, каких вам, вероятно, приходилось встречать, - продолжил Колин, потягивая пиво.
- Из его книг этого не поймешь, - вставила Пруденс.
- Пруденс Эдвардс, секретарь, который любит читать, - пояснил он Монике и, опять повернувшись к Пруденс, засмеялся. - Потрясающе! Достаточно сказать, как вы красивы, и вы уже краснеете… Когда отец писал, он был счастливее… Моника, это не похоже на дольку лимона.
- И на перье тоже! Все засмеялись.
Вскоре принесли шабли и баранину для Пруденс. Розовое вино было замечательным, баранина - горячей и острой. Пруденс с жадностью набросилась на еду. Между тем, Моника съела, по крайней мере, половину блюда Колина, отнимая у него по кусочку.
- А еще говорит, что не ела ленч десять лет! - ехидно заметил он.
Колин расплатился за всех, и они вышли на Роуз-стрит.
- Дойдешь с нами до Шарлот-сквэа? - спросил он Монику. - Я там оставил машину.
- Так вы уже уезжаете? - разочарованно произнесла Моника. - Жаль. Ладно, прогуляюсь с вами. Я репетировала все утро, теперь нужно отвлечься.
Пруденс отложила все вопросы о Хейли на потом и вскоре совсем забыла о своем задании, с интересом оглядываясь по сторонам. Колин объяснил, что Шарлот-сквэа как бы завершает череду маленьких и компактных городских кварталов - прекрасных образчиков архитектуры и городской планировки восемнадцатого столетия, протянувшихся между Принсес-стрит-гарден и Куин-стрит-гарден.
- Район нового Эдинбурга во всей своей красе, - добавил он, когда они уже подходили к автомобилю.
Пруденс могла бы обойти весь город пешком, поэтому с сожалением наблюдала, как он отпирает машину.
- Значит так, посуду желательно вымыть до моего возвращения, - обратился Колин к Монике. - И вообще не забывай беспрестанно повторять слова благодарности за то, что я позволил тебе жить в моем доме. Иначе тебе придется платить за отель.
Моника пробурчала что-то по-французски, повернулась и пошла прочь вниз по улице.
- Не проси его переводить то, что я сказала! - через плечо бросила она Пруденс. - Еще будешь думать обо мне плохо!
- Приятно было встретиться! - крикнула ей девушка. - Может, доведется еще свидеться.
- Приходи на мои выступления, - пригласила Моника и пересекла улицу.
Колин открыл машину.
- А разве организаторы фестиваля не обеспечивают артистов номерами в отеле? - поинтересовалась она.
- Конечно! Но ей больше нравится жить у меня, - ответил он. - Моника особенная, к тому же давний друг нашей семьи.
Пруденс влезла на сиденье, сердясь на себя. Надо же было задать такой идиотский вопрос! Очевидно же, что Моника предпочитает квартиру Колина.
- Какая же я полная дура! - пробормотала она себе под нос.
Садясь за руль, Колин спросил:
- Что вы сказали?
Ей пришла мысль немедленно выяснить, любовники ли они с Моникой, но это, несомненно, было бы еще большим идиотизмом. Такие вещи надо видеть и чувствовать.
- Так, ничего, - ответила сухо. - Поехали?
Он усмехнулся.
- Поехали!
Пруденс кивнула, стараясь не обращать внимания на его очаровательную улыбку.