Подумав о том, что он мог вполне и не внять внутреннему голосу, Леон ощутил, как по его спине пробежали мурашки. Ведь он пытался не обращать на него внимания, до тех пор пока не пошел в бассейн. Но потом этот голос уже не оставлял его в покое.
Белла посмотрела на него:
– Теперь, когда я вижу ее фотографию, мне страшно. Как в том старом высказывании. Бойтесь ваших желаний, потому что они могут сбыться.
Не одна она испытывала тревогу.
– Вы так волнуетесь, потому что оказались членом семьи, которая пользуется дурной славой? – спросил Леон осторожно, желая побудить ее к откровению.
Его влекло к Белле все сильнее. Он словно попал в водоворот. Но ему совсем не хотелось усложнять свою жизнь новыми отношениями, тем более что Бенедетта все еще оставалась частью его существа. Потеря убедила Леона, что следует избегать новых привязанностей. У него есть дочь. Только она и нужна ему по-настоящему.
Белла непонимающе взглянула на него:
– О чем вы говорите? Когда приемные родители забрали меня к себе, их собственный сын почувствовал обиду. Он возненавидел меня с самого первого дня. Больше всего я боюсь причинить боль вам – я же оказалась ребенком женщины, на которой женился ваш отец.
Ее слова затронули в Леоне затаенное чувство вины и смутили его. Белла и в самом деле боялась, он чувствовал это.
– Вы очень побледнели, вам надо подкрепиться. Пойдемте в патио, – предложил он.
Леон повел Беллу через застекленные створчатые двери. Там Симона успела накрыть круглый чугунный стол и поставила на него свежие цветы из сада. Она приготовила брускету, салат и ветчину, которую Леон особенно любил.
Он усадил Беллу так, чтобы она могла видеть море. Было жарко и ясно, и по бирюзовой воде скользило с десяток яхт и парусников. Это зрелище никогда не надоедало Леону, а сейчас он мог любоваться еще и красивым лицом гостьи.
Леон разлил по бокалам чай со льдом.
– Если хотите, я попрошу Симону принести кофе или сок, – произнес он.
Но Белла уже успела сделать большой глоток.
– Это очень вкусно, как раз то, что мне нужно. Спасибо, – ответила она.
Он тоже выпил половину бокала, взял вилку, и они принялись за еду.
– Клифф, которого вы упоминали, и есть этот сын?
Она кивнула:
– Петерсоны удочерили меня, когда мне было десять лет. Мистер Петерсон никогда меня не хотел, но Надин мечтала иметь дочь и в конце концов его уговорила. Их сыну было уже пятнадцать, и вот уж кому совсем не была нужна приютская девочка, которая вторглась, как он полагал, на его территорию.
У Леона сжался желудок. Он вполне мог представить себе ненависть пятнадцатилетнего подростка. Самому Леону было одиннадцать, когда отец привел двадцатилетнюю Люсиану в палаццо, в мир, который до тех пор принадлежал ему и его брату Данту. И никому другому.
Теперь, по прошествии многих лет, у Леона был собственный дом, он сам стал отцом и лучше понимал потребность иметь рядом близкого человека. Но в одиннадцать он был слишком эгоистичен, чтобы увидеть что-то помимо собственных желаний.
Он с самого начала резко отвергал все попытки Люсианы завязать дружеские отношения. Надо признать, она всегда была добра к нему и брату. С годами Леон стал вести себя с ней вежливее. Возмужав, он понял, что за ее холодной отчужденностью скрывалась глубокая грусть. Она потеряла обоих родителей при трагических обстоятельствах.
Подумать только: у нее был ребенок, от которого ей пришлось отказаться! От этой мысли Леону становилось плохо. Он никогда и ни за что не отказался бы от Кончитты.
– Как же вышло, что Клифф рассказал вам про вашу мать?
Положив вилку, Белла рассказала про встречу с адвокатом. Услышанное поразило Леона. Поступок Клиффа вызвал у него отвращение. Что за жалкий человек – незаконно присвоил деньги, которые принадлежали Белле.
– Расскажите, как вам жилось у Петерсонов? Мне очень хочется знать.
Белла некоторое время молча смотрела на Леона, словно испытывая его искренность. Потом заговорила, запинаясь:
– В первый день Клифф пошел за мной в маленькую комнатку, которую отвели мне под спальню. Он схватил меня за плечи и сказал, что его отцу не нужен в доме орущий младенец. Поэтому взяли именно меня. Но и мне лучше держаться от отца подальше, не то я очень пожалею. Так сказал Клифф. И отец в самом деле был тяжелым, угрюмым человеком. Я старалась быть всегда послушной и не создавать проблем.
Леон поморщился:
– Как им вообще позволили вас удочерить!
В их случае процедуру упростили. Приют тогда был переполнен. Вы, наверное, знаете, как бывает.
По мнению Леона, это было преступно.
– Бен работал агентом по продаже машин, любил старые автомобили и сам реставрировал некоторые, но на это уходили все их деньги. Он несколько раз терял работу из-за сокращения продаж и искал места в других дилерских фирмах. Деньги, которые он тратил на свое хобби, съедали все их сбережения. Он был раздражительным и даже жене и сыну не говорил добрых слов. Чем больше я старалась завоевать его благосклонность, тем упорнее он меня отталкивал. Надин работала в химчистке и очень старалась создать в доме уют. Она водила меня в церковь. Это было одно из немногих мест, где я чувствовала себя хорошо. Но она была очень тихой, замкнутой женщиной и не умела выражать свои чувства. Она явно побаивалась собственного сына и ни в чем не перечила мужу. Я так и не сумела к ним привязаться.
– Это было невозможно в таких обстоятельствах. – Ее рассказ расстроил Леона.
– Но потом со мной случилось хорошее. Когда я подросла, стала ходить к соседям, сидеть с их ребенком, чтобы подзаработать. Я еще в приюте помогала заботиться о младших детях, играла с ними и нянчилась с самыми маленькими. Я их любила. – Ее голос задрожал. – Я любила ходить к другим людям, чтобы быть подальше от Клиффа и отца с их постоянной озлобленностью. Клифф все время требовал у меня денег и обещал, что вернет, но никогда не возвращал. Но я на него не жаловалась, потому что боялась, что Бен сделает виноватой меня.
Руки Леона сжались в кулаки.
– После школы Клифф устроился на работу в гараж и вскоре купил себе мотоцикл. Это немного отвлекло его от меня, но с тех пор ему постоянно приходили уведомления о нарушении дорожных правил и квитанции на оплату штрафов. С родителями он всегда конфликтовал, потому что проводил все свободное время с девушками, которых они не одобряли. Часто он являлся в мою комнату, чтобы сорвать на мне злость. Никогда не упускал случая сказать мне, что я отравила ему всю жизнь, – прошептала она.
Я и представить не могу, как вы пережили эти ужасные годы, Белла.
Я и сама не понимаю. Когда мне исполнилось восемнадцать, я пошла работать в магазин мобильных телефонов и вместе с двумя другими девушками стала снимать квартиру. Это избавило меня от домашнего кошмара.
– Клифф наконец отстал от вас?
– Да. Я ушла, когда его не было дома, и он не знал, где я поселилась, и больше не мог выпрашивать у меня деньги и изводить меня. Надин я навешала в химчистке и с Клиффом больше не сталкивалась. Она знала, конечно, как он ко мне относится, и не настаивала, чтобы я вернулась домой, тем более я уже была совершеннолетней.
Леон вспомнил, как недостойно вел себя с Люсианой, особенно в первое время ее жизни в палаццо. И Дант во многом подражал ему.
– С тех пор я видела его только на похоронах и у адвоката, – объяснила Белла. – Когда он назвал мою настоящую фамилию, я очень сомневалась, что он сказал правду. Но так сильно хотела, чтобы это оказалось правдой, что решилась лететь в Римини. Да и вряд ли сделала бы хуже.
Потрясенный ее рассказом, Леон вытер губы салфеткой:
– А о вашем родном отце Клифф ничего не сказал?
Белла допила чай:
– Нет… Я думаю, он исчез еще до того, как моя мать отдала меня в приют. Как иначе можно все это объяснить? Или же с ней случилось что-то ужасное, может, ее изнасиловали? Но об этом и подумать страшно. Лучше это не обсуждать.
– Значит, не будем.
Если Люсиана и правда была изнасилована и отец об этом знал, как он отнесется к Белле – второй невинной жертве?
– Как называется ваш приют? – спросил Леон.
– Ньюбургский церковный приют. Почему вы спрашиваете?
Он отложил вилку:
– Несмотря на свою зловещую репутацию, наша семья занимается благотворительностью. После вашего рассказа мне захотелось перевести деньги в приют, где вас воспитали.
Но какое бы внушительное пожертвование он ни сделал, это не избавит его от чувства вины за поведение с Люсианой. Леон вдруг осознал, что Белла своей жизнью обязана благотворительной деятельности щедрых людей.
– Если сестры получат ваши деньги, они сочтут, что их послал Бог. Но вы вовсе не обязаны это делать.
– Но я хочу. Они помогли вам начать жизнь, духовно и материально. Это не окупишь никакими деньгами.
– Вы правы, конечно, – спокойно подтвердила Белла. – Одна из монахинь повторяла, как нам повезло, что мы оказались в таком месте, где получаем необходимую помощь, и поэтому не должны жаловаться и унывать. А священник в церкви, куда мы ходили с Надин, твердил, что мне посчастливилось, – моя родная мать так меня любила, что отдала в руки Господа.
Леон подумал, что ребенку трудно понять эти слова. Но в них есть правда. В какие бы обстоятельства ни попала тогда Люсиана, у нее хватило духа позаботиться, чтобы ее ребенок оказался под надежным присмотром. Ведь она могла поступить иначе. Ее выбор заставил Леона даже с большим сочувствием отнестись к мачехе. Но что же заставило ее отказаться от ребенка?