– Эй, кто-нибудь дома? Я говорю: эй, кто-нибудь дома?
– Давай быстрее, копуша несчастная…
– Если он не окажется хотя бы симпатичным, то я… Минуточку! Уже идем! Открываем!
Торопливо взъерошив свои черные локоны и одернув платье, Билли решительно распахнула дверь и оказалась лицом к лицу со своим сегодняшним кавалером.
Точнее лицом к груди. Широкой, загорелой, покрытой золотистыми курчавыми завитками.
Билли была девушка не маленькая. То есть когда в тебе росту метр восемьдесят пять, отношения с противоположным полом значительно упрощаются. Ты автоматически отсекаешь тех, кто ниже тебя, и выбираешь из оставшегося, крайне небольшого числа.
Визави Билли был гораздо выше ее ростом. Еще он был широк в плечах, носил льняные брюки и льняную рубаху, выглядевшие так, словно их долго и старательно жевала корова, светло-коричневые мокасины на босу ногу, не менее полукилограмма золота на мощной шее, у него было очень загорелое, симпатичное лицо и абсолютно зеленые, настоящие изумрудные глаза под красиво изогнутыми густыми бровями.
Усилием воли Билли заставила себя отвести взгляд от этой безумной зелени и почти мельком рассмотрела, что еще у незнакомца высокие скулы, крупный, но не массивный нос, волевой подбородок, кожа чистая, а светлые волосы явно выгорели на солнце. Да и вообще он производил впечатление человека, много и с удовольствием проводящего время на воздухе. И лет ему было не так уж и много, просто загар делал его старше. А так – лет двадцать пять, не больше.
– Не верю глазам своим. Ты готова. Даже в туфлях уже. Рекорд побережья, чтоб мне провалиться.
– Мистер, между прочим, я даже не знаю вашего имени…
Он посмотрел на нее с искренним удивлением. И вроде с некоторой обидой, словно предполагал, что на свете просто не осталось людей, не знающих его в лицо.
– Рой Биллерс.
– Хм… Билли Рей.
– Нет, Рой Биллерс.
– Вы не поняли. Меня зовут Билли Рей. А вас – Рой Биллерс. Клево получилось, как нарочно для вечеринки.
Он фыркнул и протянул ей руку.
– Давай сразу на ты, идет? Надо нам было встречаться в каком-нибудь более безопасном месте…
Билли немедленно ощетинилась, словно ежик.
– Это место совершенно безопасно, хотя если вы, мистер, боитесь темноты…
– Я-то не боюсь, но вот ты могла бы быть и поосторожнее. По ночам здесь наверняка вообще ни одного фонаря.
– Здесь есть луна.
– Замечательно. Луна, пара хижин и дешевая забегаловка, которая закрывается именно тогда, когда всем нормальные забегаловки должны открываться…
Сзади прерывисто вздохнула Джина. Билли уже точно знала, что никуда с этим придурком не идет, и потому ответила тихо и ОЧЕНЬ вежливо:
– В этой хижине я живу, а в той забегаловке работаю. Вокруг – во всей этой дыре – живут хорошие добрые люди, многие из которых знают меня с детства. И я не собираюсь позволять какому-то хлыщу оскорблять их только потому, что он ездит на "порше"…
– На "лексусе"!
– Один хрен! "Лексус" хорош, но к тебе, мистер, это уже не относится. Так что давай-ка, вали…
– Билли, прости меня, дурака. Хочешь, на коленках буду ползать?
И этот придурок немедленно пал на колени, обхватил Билли за бедра и дурным голосом заблажил что-то по-испански. Сзади нервно хмыкнула Джина, Билли посмотрела вниз – и не смогла сдержать улыбку. Рой солнечно улыбнулся ей и легко поднялся на ноги.
– Прости меня. Мне всегда удается именно первое знакомство. Всего парой фраз я ухитряюсь создать образ законченного идиота. На самом деле я лучше. Мир?
– Ладно.
– Пойдем? Можешь в качестве компенсации пнуть мой "лексус".
В машине Билли струсила, и не только потому, что сроду не ездила в таких шикарных таратайках, а еще и потому, что Джины здесь уже не было, а этот светловолосый самец был совсем рядом, опасно близко. Опасно – потому что она чувствовала притяжение, исходящее от него. Что-то на уровне электромагнитных волн.
Она старательно пристегивалась, изо всех сил избегая смотреть ему в глаза, и тогда Рой взял ее за плечи, развернул к себе и пытливо заглянул в черные глаза девушки. Билли оцепенела. У него были хорошие руки – сильные, теплые и уверенные.
– Ты все еще обижена?
– А тебя это колышет?
– Как выяснилось, колышет. И мне всерьез хочется, чтобы сегодняшний вечер мы провели с удовольствием.
– С чего бы? Выяснил, что я ничего себе с лица, и расслабился?
– Ничего себе – это мягко сказано, но дело не в этом. Да, ты оказалась приятным сюрпризом, но помимо этого у меня еще и появилась надежда, что нам обоим будет сегодня весело…
– Прекрати улыбаться.
– Почему? У меня пломба отвалилась?
И снова улыбнулся, паршивец. Знал ведь прекрасно, что все у него с зубами в порядке. У таких парней всегда все в порядке. Билли неожиданно затосковала.
– Слушай, я хочу по-честному с самого начала.
– Отлично.
– Так вот, в моей жизни уже случалась одна омерзительная, тошнотворная, отвратительная история со свиданиями вслепую, и я совершенно не собираюсь ее повторять, о чем и хотела тебя предупредить, но не могу этого сделать, пока ты улыбаешься.
– Интересный комплимент. Знаешь что? Давай просто попробуем с самого начала. Привет! Меня зовут Рой Биллерс.
– Хватит дурака-то валять! Какая разница, сколько раз знакомиться? Потом ты вполне можешь оказаться сексуальным маньяком…
– Ох, у меня такое чувство, что нас ждет интересный вечерок.
– Это плохо или хорошо?
– Пока не знаю.
Билли усмехнулась и уставилась в окно, предоставив Рою Биллерсу самому выезжать из "этой дыры". Настроение у нее, как ни странно, было вполне сносным.
Хочешь, я расскажу тебе сказку, дружок? Садись поудобнее и слушай. Когда-то давным-давно жил на свете дяденька по имени Рой Биллерс. Но у него было еще одно имя, тайное, которое, впрочем, все знали. Скандалист. Или Скандалер. Или Скандалюга.
Даже странно представить, что не так уж давно он был скромным пареньком, стеснявшимся своих больших рук и ног, своего прыщавого носа, своего роста, из-за которого он главным образом и страдал в школе…
Пока не пришел в баскетбольную секцию. О, высоких пацанов там и без него было навалом, но очень быстро выяснилось, что именно у Роя Биллерса настоящий талант. И НБА скоренько прибрала талантливого парня к рукам.
Он стал звездой национального масштаба, он кочевал из клуба в клуб – это было не важно, потому как сборная гораздо важнее, – и получал миллионные контракты, даже если играл не очень хорошо либо вообще весь сезон выходил только на замену. Так уж сложилось, что Роя Биллерса полюбили болельщики и менеджеры, так что от него самого уже мало что зависело. И газетчики его тогда любили.
А потом здоровенный нападающий "Лосей", антрацитово-черный Патти Паттерсон снес его, своего собственного капитана, в трехочковой зоне так, что колено несчастного Роя Биллерса разлетелось на тысячу кусочков. Так сказали врачи.
Операция длилась восемнадцать часов, колено ему собирали под микроскопом, и собрали-таки, ювелиры, даже вполне сносно собрали – для ходьбы и танцев. Для баскетбола тоже. Уличного. Пляжного. Но не для НБА.
Рой лежал ночью в палате – шикарном номере с телевизором и пушистым ковром, с библиотекой и ванной-джакузи – и прислушивался к себе. По идее вынесенный приговор должен был его, мягко говоря, расстроить. Конец спортивной карьере, то-се. Ничего. Рой ощущал только одно: огромное облегчение оттого, что все кончилось. Изматывающие тренировки, игры, бесконечные переезды и перелеты, анализы на допинг, спортивное питание, анаболики, белковые диеты, скакалка, пробежки, режим…
Перед Роем распахивалась новая жизнь, в которую он входил с солидным багажом в виде нескольких миллионов долларов на счете, виллы в Голливуде, дома во Фриско, апартаментов на Манхэттене, небольшого автомобильного парка (с "лексусом", "ровером" и прочими игрушками больших мальчиков) и ерундой помельче вроде костюмов от Лагерфельда и ювелирки от Тиффани и Булгари. Жизнь начинала улыбаться в полный рот – и тут газетчики решили, что так будет слишком неинтересно.
Выписавшись из больницы, он отправился на матч "Лосей" с друзьями – просто чтобы насладиться игрой, баскетбол он все же любил. Они отлично провели время, бурно болея на трибунах, пожирая скверные хот-доги и запивая их теплым пивом, а после матча Рой зашел в дабл отлить.
Репортер вылетел из кабинки сзади и попросил автограф, при этом светя вспышкой Рою в глаза. Это само по себе неприятно, но если у вас при этом расстегнута ширинка и вы собираетесь пописать, это становится настоящей проблемой. Камера настырного репортера была тщательно разломана и утоплена в унитазе, а сам он был решительно послан во все известные экзотические места, после чего Рой, с облегченными душой и мочевым пузырем, отбыл домой.
Через неделю (!) все мало-мальски значимые таблоиды открыли на него охоту. "Распоясавшаяся звезда", "впавший в отчаяние неудачник", "лузер, срывающий дурное настроение на окружающих" и даже "в стельку пьяный герой вчерашнего дня". Приблизительно в таком вот ракурсе. Общий смысл такой, а в выражениях они и вовсе не стеснялись.
Это произошло два года назад, и эти самые два года были посвящены только одному: как можно реже попадаться на глаза журналюгам. Вернее, так: попадаться, но издали, мило улыбаясь и раскланиваясь. Никого к себе не подпускать.