А потом ее брат, на сомнительную репутацию которого он не обращал внимания, потому что любил ее, стал увиваться за его сестрой, хотя та в свои семнадцать еще даже не выезжала в свет. И эта парочка, снюхавшаяся за его спиной, вскоре объявила о своем желании пожениться. И тем самым разлучила их с Урсулой. Они ожесточенно ссорились, защищая своих брата или сестру, от которых вскоре отреклись. Однако недостаточно быстро, чтобы спасти их собственную помолвку.
Пальцы виконта забарабанили еще быстрее. Тогда ему едва удалось сохранить лицо. Прежде, чем он смог собрать обрывки своей гордости и придти к ней, чтобы принести извинения и наладить отношения, она объявила о помолвке с Карлайлом и почти немедленно вышла за него замуж. Такова была глубина ее чувств к нему.
Виконт решительно отвернулся от окна и пошел к двери. Обычно он не пропускал завтрак, но этим утром ему совсем не хотелось есть. У него не было желания составлять ей компанию, а тем более быть добычей ее острого языка. Хотя, скорее всего, в столовой ее не будет. Большинство леди из его окружения, да что там леди, даже те, кто ими по определению не являлись, не появлялись из своих будуаров ранее полудня. Но он не хотел рисковать. И повернул в сторону детской. По крайней мере, если он выйдет с детьми на улицу, у него будет шанс на пару часов избежать общения с нею.
Он тихо повернул дверную ручку и медленно открыл дверь. Возможно, дети еще не проснулись. Но они уже были на ногах и, как и следовало ожидать, вместе с няней толпились у окна. Но нет, их няня стройной не была. И рыжеволосой тоже.
Будь все проклято! Заходя в комнату и закрывая за собой дверь, он порылся в памяти и нашел несколько выражений, куда более точно описывавших его чувства. Настоящая няня присела в глубоком реверансе где-то справа от него. Он повернул голову и кивнул ей, прежде чем сосредоточить внимание на компании у окна.
– Доброе утро, сэр.
– Доброе утро, дядя!
Холодный наклон гордой головы.
Большие, широко раскрытые карие глаза, безмолвно глядящие вверх из-под мягких каштановых кудряшек.
Вот так и пройдет все мое Рождество, уныло подумал он, здороваясь и направляясь к ним.
– Пустынный, белый мир, – сказал он, глядя поверх голов. – Похоже, ваших змеек засыпало, Каролина.
Она покачала головой и сделала жест рукой. Когда он глянул вниз, то действительно увидел змей – более длинных, чем вчерашние, – наметы на поверхности снежного покрова.
– Ах да, – кивнул он.
– Они направляются в ледяной дворец, – важно сказала малышка. – Где живет принц.
– Да, я вижу. Они собираются рассказать ему обо всем, чтобы он мог поехать и спасти принцессу.
Он совсем забыл волшебную страну чудес, рождаемую воображением ребенка, мир, в котором все, что угодно, могло превратиться во что угодно, и не было ничего невозможного. Он почувствовал, как на него внезапно нахлынула совершенно неожиданная и неуместная ностальгия по детству.
– Патриция собирается рисовать, сэр, – серьезно доложил Руперт. – Она хорошая художница. А я хочу попрактиковаться в каллиграфии. Когда я пишу, то сажаю слишком много клякс, да и буквы у меня получаются разного размера.
– Но он старается, дядя, – немедленно вклинилась Патриция. – И у него уже получается гораздо лучше.
Виконт глядел на них, на храброго маленького восьмилетнего мальчика, который отважно старался быть мужчиной и игнорировать снег за окном, и преданного семилетнего рыжика, грудью ставшего на защиту брата от возможного гнева дяди по поводу клякс или неровного письма.
Что-то подобное почувствовало и его сердце, дрогнувшее в груди.
Он встретился взглядом с леди Карлайл и в упор уставился на нее. Она не отвела глаз.
– Оставляю это на вас, – небрежно бросила она. – Правила обычно устанавливают мужчины.
Он посмотрел вниз на запрокинутые лица его племянника и племянниц, лица, на которых не было и проблеска надежды, одно только кроткое смирение с тем, что случилось и должно случиться.
Он стиснул руки за спиной.
– Неужели живопись и чистописание действительно привлекают кого-то больше, чем вылазка во двор, чтобы побарахтаться в снегу, слепить снеговика, понаделать снежных ангелов и покидаться снежками? – спросил он. – Если это так, то мы о ней забудем. Но я бы, например, сожалел о таком выборе.
Самая маленькая глядела на него, не меняя выражения личика. И почти болезненная надежда зародилась в глазах двух старших.
– Милорд… – казалось, няню хватит удар.
Вскинув брови, виконт повернулся к ней. Он бесстыдно использовал свои самые надменные, самые аристократические манеры:
– Да, мисс Чемберс?
– Милорд, – выдавила няня. – Викарий. Мисс Хикман-Пью. Будет скандал.
Ему хотелось послать к дьяволу и викария, и миссис Хикман-Пью, кем бы они ни были, но он вспомнил о присутствии детей и о двух выговорах его языку, сделанных вчера вечером.
– Миссис Чемберс, мы пойдем в сад за домом, чтобы нас никто не видел и не возмущался, – сказал он. – Если, – он обернулся к детям, – кто-то пожелает составить мне компанию. Если нет, я тоже никуда не пойду. Одному валяться в снегу неинтересно.
– Я пойду, сэр! – встрепенулся Руперт но, сразу же сникнув, тихо добавил: – Если это не будет неуместным и непочтительным по отношению к нашим маме и папе.
– Не будет, дорогой, – спокойно сказала леди Карлайл.
Лорд Морси впился в нее глазами. Так она называла его дважды за время их помолвки. Но сейчас она улыбалась их племяннику и нечто похожее на нежность, было в ее глазах.
– Я тоже пойду! – в голосе Патриции слышалась едва ли не мучительная надежда.- Можно, няня? Ну, пожалуйста, пожалуйста!
– Патриция, при всем уважении к мисс Чемберс, – твердо сказала леди Карлайл, – должна заметить, что дядя Тимоти теперь занимает место твоего отца – с тех пор как тот отошел в мир иной. Если дядя Тимоти говорит, что вы можете выйти и порезвиться в снегу, значит, можете.
– О! – глаза Патриции распахнулись в страстном желании.
– Я сделаю снеговика вышиной восемь футов! – закричал Роберт, его глаза сверкали, а голос был голосом жизнерадостного ребенка. – И шириной шесть футов!
Кто-то похлопал виконта по ноге чуть выше колена. Большие карие глаза пристально глядели на него.
– Вы наш дядя Тимоти? – тихо спросила Каролина.
– Единственный и неповторимый, – улыбнулся он малышке. – А это ваша тетя Урсула.
До него дошло, что дети даже не знали их имен. Он понял, что не должен был полностью отворачиваться от сестры. Должен был терпеть ее и несносного Парра хотя бы ради детей. Детям нужны дяди и тети. И кузены. Он мельком подумал о четырех кузенах – двух мальчиках и двух девочках, с которыми они с Урсулой могли бы познакомить детей.
– Пусть няня оденет вас потеплее, – сказал он. – Встречаемся внизу через десять минут. Каролина, вы тоже пойдете?
Она кивнула. Ее личико все еще было запрокинуто. Как могли родители, имеющие трех таких детей, искать где-то другое богатство, подумал он, легонько касаясь ее мягких кудряшек.
– А тетя Урсула тоже может пойти? – спросила малышка.
– Полагаю, ваша тетя предпочтет остаться дома, в тепле и уюте. Истинные леди обычно именно так и поступают.
– Что?! – он услышал возмущение в голосе леди Карлайл прежде, чем перевел взгляд, чтобы увидеть ее раздувшиеся ноздри, сверкающие глаза и пылающие волосы. Поддразнивая ее, он помнил, что когда она злилась, ее волосы, казалось, становились еще ярче.
– Никогда в своей жизни не слышала ничего более нелепого! Мне отказывают в удовольствии повеселиться на свежем воздухе после такой необыкновенной метели только потому, что я истинная леди, а леди обычно неженки? Ну, нет, милорд! – Она зашагала к двери. – Через девять минут жду всех внизу, одетых как следует.
И дверь за ней, отнюдь не тихо, захлопнулась.
– Я думаю, тетя Урсула хочет выйти поиграть, – прошептала Каролина.
Двоих других сама мысль о том, что истинная леди хочет выйти с ними во двор, чтобы поиграть, заставила радостно кричать, визжать и покатываться от хохота, а Каролина хихикала, видя реакцию на свои слова. Виконт Морси подумал, что впервые с тех пор, как он приехал сюда, все три ребенка и выглядели детьми, и вели себя как дети.
– А правда, она ощетинилась как еж, когда я предположил, что леди предпочтет остаться дома? – улыбнулся виконт. – С истинными леди, знаете ли, надо обходиться очень осторожно.
Его слова вызвали у детей новый приступ веселья.
Виконт Морси ухмыльнулся, и, несколько опасаясь реакции няни и потому намеренно не глядя на нее, покинул комнату.