– Ах, прости, Жерве! Совершенно вылетело из головы! Я поздно встала, и мне пришлось поторопиться. – Дженни напрочь забыла о бедном Жерве.
– Ты всегда обо мне забываешь, – печально укорил он ее. – Ты забыла, что сегодня я здесь последний день?
Она и об этом забыла. Завтра рыбацкий траулер отвезет Жерве в ближайшую деревню на материке. Оттуда он доберется до аэропорта в Дубровнике, сядет на самолет и полетит на Французскую Ривьеру, где присоединится к родителям, совершающим с друзьями круиз на яхте по Средиземному морю. Отъезд Жерве нисколько не печалил Дженни, хотя ей было немного стыдно за себя. Бедный Жерве, она была довольно строга с ним в те две недели, что он жил на острове, и отталкивала все проявления его юношеской преданности! Надо быть поласковее с беднягой в его последние часы на острове.
Во второй половине дня, после традиционного купания и отдыха, Дженни надела новый брючный костюм абрикосового оттенка, под цвет ее загорелой кожи и бронзово-золотистых волос. С таким загаром косметики не требовалось, но она подкрасила ресницы и оттенила веки. Но конечно, уверяла себя Дженни, она накрасилась не ради Глена Харни.
За столом она размышляла, удастся ли ей после обеда улизнуть из дома, не вдаваясь в пространные объяснения. Тут и объяснять-то особенно нечего! В этом богемном доме каждый поступал по-своему и вопросы задавались редко. После обеда Эдриэн удалился к себе в мастерскую с Жаном Дюпре. Жак пригласил Жерве поиграть в бильярд, а Клэр сказала, что поднимется в детскую взглянуть на спящую Димплс, так как у няни сегодня свободный вечер.
– Можно я воспользуюсь твоей машиной? – выйдя вслед за ней в коридор, спросила Дженни.
– Конечно, бери, – разрешила Клэр. – А куда ты едешь?
– В Урбино. Один приезжий, с которым я познакомилась сегодня утром, хочет посмотреть танцы, – небрежным тоном ответила Дженни. – Писатель. Он сочиняет путевые заметки или что-то вроде этого об островах и хочет включить в эту серию наш Зелен. Его зовут Харни.
– Харни, – рассеянно повторила Клэр. – По-моему, я уже где-то слышала это имя. Его книги хорошо известны?
– Не уверена, – ответила Дженни. – Его книги публикует "Кингфишер Пресс".
– Ну да, это, конечно, вполне респектабельное издательство, – сказала Клэр. – Полагаю, нет ничего плохого в том, что ты поедешь в столь дикое место с этим незнакомым мужчиной.
– Разумеется, – многозначительно заявила Дженни. – Викторианская эпоха давно ушла в прошлое! Я не сказала папе, что уезжаю, – добавила она. – Ты же знаешь, как подозрительно он относится к незнакомцам, приезжающим на остров, особенно пишущим.
– Они с Жаном будут до полуночи самозабвенно обсуждать полотно с изображением собора, над которым работает папа. Он тебя не хватится. Поезжай со своим Харни, и желаю тебе приятно провести время, – сказала Клэр.
Все оказалось слишком легко. С чувством вины Дженни на шикарной открытой спортивной машине свернула с дорожки и направилась в гавань. Приятный вечерний ветерок мягко теребил ее бронзово-золотистые волосы. Она решила, что будет держаться с ним строго, официально… если это удастся. О господи, зачем она так безрассудно согласилась на эту поездку?!
Когда девушка выехала на набережную, солнце уже садилось за горизонт, озаряя море неземным сиянием. Дженни увидела Глена Харни, который, очевидно, поджидал ее. Вероятно, лучи заходящего солнца придавали ему необыкновенно счастливый, сияющий вид. Радость, казалось, сделала его моложе.
– Как хорошо, что вы приехали, – официально поприветствовал он ее. – Я уж думал, вы не приедете.
– Но я же обещала, – открывая правую дверь машины, напомнила Дженни.
– Какой вечер! – садясь рядом с ней, произнес он. – Совершенно невероятный свет. И вы кажетесь частью этого мира… золотистая девушка. Я действительно очень вам благодарен, – добавил Глен, – за то, что вы уделили мне время и согласились отвезти в Урбино.
Она не ответила, занятая сложными поворотами по крутому склону, где начиналась главная дорога, ведущая на восток острова. Садящееся солнце осталось позади, эффектно освещая скалы, деревья и цветы. Но по мере того как они приближались к скалистому хребту острова, пейзаж становился все более и более унылым.
– Печальное зрелище, – заметил Глен. – Даже удивительно после роскошного побережья.
– Побережье ограждено лесной полосой от ужасных ветров, дующих зимой с Адриатики, – объяснила Дженни.
– Вы и зимой живете здесь?
– Нет, что вы, – быстро ответила Дженни и заколебалась. Куда ее заведет дальнейшее развитие этой темы? Однако, чувствуя, что игра в секретность становится глупой, сказала: – Зимой мы живем в Лондоне.
– Мы? – спросил он.
– Да, – быстро подтвердила Дженни и замолчала.
– Просто Дженни, без фамилии, без адреса. Вы не удостоите меня чести более подробного знакомства? – В его голосе прозвучали насмешливые нотки.
Дженни еще острее почувствовала всю несуразность ситуации. Ну по какой такой веской причине она должна скрывать от этого человека, кто она такая? Не ворвется же он на виллу и не станет навязывать отцу свое знакомство? Он не из таких, в который раз убеждала она себя; он серьезный человек, можно сказать, историк, автор познавательных путевых заметок. Кроме того, он производит впечатление цивилизованного человека… иными словами, джентльмена.
– Урбино, – с облегчением сообщила Дженни.
Перед длинным низким зданием с вывеской "Котель-ресторан" она притормозила. Вдоль стены дома стояли деревянные столы и скамейки. За столами сидела деревенская молодежь, но свободные места еще были.
Глен, с интересом оглядевшись, вслед за Дженни прошел к гостинице. Молодые люди и девушки за столами смеялись и болтали, перед ними стояли кувшины с напитками и наполненные бокалы. Увидев вновь прибывших, все потеснились, освобождая места. Несколько девушек робко улыбнулись Дженни, словно приветствуя ее, и отовсюду раздавалось "Dobro vece!" – "Добрый вечер".
В дверях появился хозяин в белой рубашке и в фартуке.
– Gospodin, gospodjica! – обратился он к гостям и вдруг, узнав Дженни, перешел на английский. – А, мисс Дженни! Добро пожаловать!
– Добрый вечер, Стефано, – ответила Дженни, протянув руку, которую хозяин гостиницы вежливо пожал, вопросительно глядя на Глена Харни.
– Этот английский джентльмен хочет написать книгу о Зелене, – объяснила Дженни. – Он надеялся сегодня посмотреть какие-нибудь танцы… например, kolo.
– Писатель? – повторил изумленный Стефано и протянул руку. – Рад познакомиться с вами, сэр… а танцы мы устроим. А пока… – он показал им на свободные места за столом. – Что вы будете пить?
– Вашу великолепную ruzica, – сказала Дженни и объяснила Глену: – Это превосходное местное розовое вино.
Вскоре Стефано вернулся с кувшином вина и двумя бокалами. Как только он разлил вино по бокалам, молодые люди за их столом подняли свои бокалы и воскликнули: "Ziveli!" и "Sve najbole!", что значит "Будем здоровы!" и "За все лучшее!".
– Prosit! – подняв бокал, ответил Глен. – А вы не выпьете с нами? – спросил он хозяина. Тот ответил, что сочтет за честь, и принес еще один бокал.
– А что же не приехала мадам Лемэтр? – спросил он наконец Дженни.
– Ей пришлось остаться с ребенком, – объяснила та. – У няни сегодня выходной.
– А как поживает ваш почтенный батюшка?
– Прекрасно, спасибо, – ответила Дженни.
Теперь Стефано в любую минуту может произнести фамилию. Но хозяина позвали в дом, и он быстро ушел.
Меж тем вечернее небо потемнело, и площадь, освещаемая только светом из окон, погрузилась в сумерки. Высоко над горами показались первые звезды. Кто-то запел… сначала один голос, девичий, потом к нему присоединился другой, мужской, и вскоре целый хор молодых голосов наполнил тихий воздух необыкновенной мелодией. В ней были неистовая сила, страсть, ритм. Стефано снова появился в дверях гостиницы, а когда песня закончилась, сказал певцам что-то на сербскохорватском. Молодые люди одобрительно закивали, а мужчина постарше, сидевший на дальнем конце одного из столов, взял скрипку и провел смычком по струнам.
– Сейчас начнутся танцы! – прошептала Дженни Глену, предвкушая удовольствие.
Молодые люди вышли на площадь. В основном на них была повседневная рабочая одежда, очевидно, они пришли прямо после работы на ближайших полях и фермах, на большинстве девушек были узорчатые фартуки и пестрые платки вокруг головы. Стефано включил свет, и площадь, окруженная перечными деревьями, засверкала золотистым светом. Встав в круг, танцующие взялись за руки и, ускоряя темп, двинулись по кругу под звуки скрипки. Хоровод поворачивал то в одну сторону, то в другую, танцующие отбивали такт, притоптывая ногами. Это было невероятно, потрясающе. Свет придавал живость и привлекательность этим людям с высокими скулами, темными глазами, резковатыми славянскими чертами у мужчин и с более мягкими, почти итальянскими лицами у женщин. Они скользили через свет и тень, строгие и таинственные, как фигуры с византийской фрески.
Хотя в этот обычный вечер летнего рабочего дня никто не надел национальных костюмов, все зрелище дышало своеобразной притягательной красотой. Глен Харни наблюдал за ним, как завороженный.
– Какая красота! – воскликнул он, словно разговаривая сам с собой. – Какие движения, какой рисунок! Только представить это в красках! – И, повернувшись к ней, добавил: – Как вы думаете, удастся уговорить их как-нибудь проделать то же самое в национальных костюмах? Когда приедет мой фотограф.
– Я уверена, они будут только рады! – ответила Дженни, довольная произведенным впечатлением.