– У вас похоронное настроение, – сказала она, поморщившись. – Хоть бы улыбнулись, что ли… Соня, ты сейчас заплачешь, я знаю… Но это же глупо! Я собираюсь хорошенько отдохнуть, всего-то! Сказали бы честно: Наташа, мы завидуем тебе черной завистью, придушили бы тебя здесь, прямо у трапа, чтобы не дразнила своим Парижем… Вот это, я понимаю, нормальные, здоровые чувства… Понимаете, не будь у меня таких наполеоновских планов, я бы купила и вам билеты, и мы бы вместе пошатались по Елисейским полям, поели бы жареной рыбки где-нибудь на берегу Сены в маленьком кафе, потанцевали бы в "Ротонде", поглазели бы на художников на Монмартре, поцеловали бы в губы Джоконду в Лувре и поплакали на русском кладбище в Пер-Лашез, но давайте отложим этот разговор на следующий раз… Мне надо присмотреть для начала квартиру где-нибудь в районе Триумфальной арки, а потом найти агентов по недвижимости, которые подыскали бы мне дом под Цюрихом или на берегу Средиземного моря…
Она куражилась, хохотала, подтрунивала над ними, и никому из них, конечно, и в голову не могло прийти, что она говорит чистую правду: за последнее ее дело господин Лерман заплатил ей пятьдесят тысяч долларов. Как не могло прийти в голову Логинову и его помощникам, что за добытую ею информацию Интерпол заплатил бы ей много больше, если бы она являлась его агентом. А уж то, что Наталия чуть не поплатилась жизнью, опускаясь под воду за капсулой, не знал вообще никто… Даже сам Лерман. Что касается Логинова, то он вообще думал, что Наталия все эти четыре дня находилась в салоне у Сары, которая занималась восстановлением кожного покрова затылочной части головы, куда Наталия была ранена месяц назад… А Наталия в это время ныряла на дно Химкинского водохранилища и ночевала на скамейке Северного речного вокзала в Москве…
Наталия вернулась к столу и взяла из вазочки черную маслину. Раскусила ее, вспомнила лицо Лермана, когда он взял в руки драгоценную капсулу… Капсула была тоже похожа на эту маслину. Только если бы ее надкусили, то уж половина Москвы точно осталась бы лишь на карте… Человеческий мозг почему-то с большим энтузиазмом создает разрушительные шедевры, нежели созидательные. Лучше бы придумали, как вырастить землянику размером с Останкинскую телебашню…
Наталия взяла из другой вазочки несколько ягод земляники и бросила их в сахарницу. Даже земляника в Париже необыкновенная, французская… "Нет в тебе патриотизма", – сказал ей как-то Логинов. "Я космополит, – рассмеялась ему в лицо Наталия, но потом, подумав немного, добавила: – Но я русский космополит…" Она любила уезжать из России, но любила и возвращаться. Она жила контрастами.
Она вздрогнула: прямо перед ней стояла Гаэлль. В белом кружевном фартучке, как в фильмах Милоша Формана.
– Гаэлль, мне кажется, что меня пригласили на съемку фильма в духе Бунюэля… как-то все странно. Может, ты выпустишь меня отсюда?
– Меня предупредили, что мадемуазель любит пошутить, – ответила, улыбаясь, Гаэлль. У нее были черные волосы, голубые глаза, тоненькая фигурка, а в движениях сквозило изящество. Это было существо, испорченное цивилизацией, воспитанием и книгами. Ничего естественного, кроме разве что плоти. Непонятным оставалось одно: как могла такая изысканная девушка податься в горничные?
– Между прочим, я не шучу. Если выпустишь меня отсюда, я отблагодарю тебя…
– Нет-нет, об этом я тоже предупреждена. – Она продолжала улыбаться, как если бы они обменивались шутками или анекдотами. – Могу только сказать, что вы здесь на правах не просто пленницы, а почетного гостя… Правда, полностью лишенного свободы… Но это только пока. Вас не должно пугать то, что вы заперты. Иногда это бывает полезно при работе. Так вас никто не отвлечет…
– О какой работе идет речь?
– А вот этого вы пока опять же таки не должны знать. Если вы помните, вас схватили в тот момент, когда вы останавливали возле Орли такси… Так вот, пришлось прибегнуть к небольшой химической атаке… И теперь ваш организм должен как следует восстановиться…
Она лихорадочно соображала: все правильно, она помнила, как сошла с трапа самолета, вышла из здания аэропорта и остановила такси. А дальше все провалилось… И еще эта головная боль. Но если ее схватили возле аэропорта, значит, кто-то в Париже был предупрежден о ее приезде и хорошо информирован обо всех деталях, связанных с этим перелетом, иначе… Но кому понадобилось все это?
Мысли работали довольно ясно. В Париж она полетела по собственному желанию. Об этом знали абсолютно все, вплоть до людей, не имеющих к ней вообще никакого отношения. Тот же Арнольд Манджинян. Помощник Логинова, такой же как и Сапрыкин. Но если Сережа Сапрыкин являлся женихом Сони, ее домработницы, то Манджинян был просто коллегой по работе Логинова.
Кто покупал билет? Да сама она и покупала. Какой резон было ее вообще красть, если обо всем на свете в принципе можно договориться цивилизованным способом, путем переговоров. Разве что ее приняли за какую-нибудь принцессу или наследницу огромного состояния?
Шантаж? Маловероятно. Кража с целью выкупа? То же самое: никто не знает о ее доходах, кроме Сары. Что касается ее бывших клиентов, то они больше всех заинтересованы в ее безопасности и здоровье. Она им нужна как воздух.
Ею заинтересовались как женщиной? Она, конечно, молода и не дурна собой, но чтобы из-за нее суетились сильные мира сего (а ведь именно таким людям мог принадлежать этот маленький замок, в котором она находилась), весьма сомнительно.
Оставалось одно: ее хотели нанять.
Господина звали Луи Сора. Он появился, когда Наталия готовилась ко сну. Примыкавшая к ее спальне большая ванная комната, выложенная розовым мрамором, выходила окнами в сад.
И в тот момент, когда Наталия вышла из ванной и накинула на плечи тяжелый белый халат, атласный, подбитый хлопковым мехом, ей показалось, что за окном идет снег… Было начало декабря, почему бы, собственно, не появиться и снегу? Но было во всем этом что-то неестественное: Париж всегда ассоциировался у нее с летом, солнцем и цветами… И откуда взяться снегу, когда на деревьях листья, на клумбах цветы, а на земле растет трава?
И в этот самый момент в дверь постучали, причем в дверь, соединявшую спальню с коридором. Это могла быть либо Гаэлль, либо кто-то ей неизвестный.
Она открыла дверь и увидела того самого господина с карими глазами, который произвел на нее довольно-таки приятное впечатление. И если бы она не знала, что находится в плену, то, возможно, пококетничала с ним.
– Для начала я вам представлюсь… Луи Сора… – Он взял ее руку и поцеловал. – Я знал, что вам пойдет этот халат… Как о вас заботится Гаэлль? Вам есть на что пожаловаться?
Он вошел и сел в большое, обитое красным бархатом кресло.
Рядом на массивном низком столе стоял огромный и роскошный аквариум с разноцветными рыбками. Он был подсвечен с двух сторон и казался нереальным, фантастичным…
Наталия села в кресло напротив и взяла в руку яблоко. Ей нравилось повсюду находить то яблоко, то конфеты, то коробочку с мятными пастилками…
– Если вас интересует моя голова, то вы должны понять: я могу симулировать месяцами, годами, говоря, что она у меня раскалывается, а то и вовсе притвориться мертвой или тяжелобольной. Но я, быть может, вам покажется это странным, чувствую себя превосходно, а потому хотела бы поскорее узнать, зачем я вам нужна и что вы собираетесь со мной делать. Если речь идет о трансплантации моих органов, то поверьте, они могут пригодиться вам в живом виде, то есть находясь у меня внутри. Органы как органы, ничего сверхъестественного…
– Если бы я и хотел трансплантировать ваш орган, то не задумываясь взял бы для себя лично ваш мозг…
Он сказал это так неожиданно, что Наталия побледнела, живо представив себе, как ей распиливают электропилой череп (брызги крови, костяная крошка, загустевшая от сукровицы, и истошный женский визг – ее визг, между прочим), раскрывают его, как ларец, и достают оттуда большими окровавленными руками дымящиеся серовато-розоватые мозги… Ее чуть не стошнило от собственных ассоциаций.
– Зачем вам понадобился мой мозг? Ведь я, кажется, не лауреат Нобелевской премии и даже не Государственной… Голова как голова.
– Я вижу, вы и правда пришли в себя. Тогда перейдем к делу. Конечно, вы оказались здесь не случайно. Быть может, вы будете удивлены, но мы ждали вас достаточно давно, больше года… Искали и наконец нашли…
– Вы меня спутали с кем-то, или я похожа на королеву Елизавету?
– Успокойтесь… Нам понятно ваше волнение…
– Да почему, черт возьми, вы постоянно используете множественное число? Насколько я понимаю, передо мной вы в единственном экземпляре…
– Я представляю интерес одного физического лица, поэтому, употребляя множественное число, говорю как бы и от своего собственного имени, и от имени того человека… Надеюсь, вам теперь понятно?
– Дальше. – Она откусила от яблока и приготовилась слушать.
– Ни с кем мы вас не спутали. Ведь вы же Наталия Орехова?
– Да, это я.
– Учительница музыки.
– Все правильно.
– Но вы ушли из музыкальной школы, не так ли?
– Так.
– Почему, можно спросить?
– Надоело.
– Вы любите музыку?
– Да.
– Мне приятно с вами разговаривать. У вас ясное мышление.
– А у вас темное. Я жду…
– Хорошо, я вижу, что вы действительно готовы… Тогда не соблаговолите ли вы одеться и последовать за мной?
– Куда?
– Это на первом этаже, в гостиной… Там вы узнаете все.
– Но у меня же нет моих вещей… Вы куда подевали мои чемоданы?
– В гардеробе вы найдете все, что нужно… – С этими словами Луи Сора вышел, тихонько прикрыв за собой дверь.