Когда Изабел не нарушала размеренного течения его жизни и не старалась стереть из памяти потерю мужа, Маркус считал ее возвращение счастливым событием - для лорда Мэннинга, разумеется. Как свежий весенний ветерок, они с Эдмундом ворвались в жизнь Мэннинг-Корта и развеяли печаль, разогнали мрачные тени, которые, без сомнения, свели бы лорда Мэннинга в могилу. Через несколько недель после ее возвращения в походке старого лорда появилась былая уверенность, а в бледно-голубых глазах зажегся огонек. Маркус чувствовал к ней благодарность за это. Но какая может быть благодарность, когда она вмешивается в его размеренную жизнь?!
- Ты не хочешь рассказать мне, что натворила Изабел? - поинтересовалась миссис Шербрук, прерывая течение его мыслей. - Или намерен и дальше стоять и изучать пейзаж?
- Я ничего не изучал, - сухо ответил Маркус. - Просто наслаждался видом.
- Ну разумеется, - с улыбкой согласилась мать. - И все-таки скажи: чем Изабел повергла тебя в такое состояние?
Он вздохнул. Гнев его таял.
- Все дело в этом ее жеребце, Урагане. Он перепрыгнул через ограждение - а я предупреждал, что его надо сделать выше, если она намерена держать коня в загоне, - и сегодня утром я обнаружил это чудовище в наших конюшнях резвящимся с полудюжиной кобыл. Хуже того, Жасмин, гнедая кобыла со звездочкой на лбу, которую я сегодня собирался везти на случку к Идеалу, уже уступила его чарам. Вероятно, Ураган покрыл еще кобылу или двух, сейчас сложно сказать.
Его мать ответила, не отрывая глаз от иглы:
- Кажется, я помню… О да, несколько лет назад ты сокрушался, что не случил его еще несколько раз, прежде чем продать Изабел.
Маркус пожал плечами:
- Я бы так и сделал, но когда она вернулась из Индии, она настояла на том, чтобы я продал его ей немедленно.
- Ну, это справедливо. В конце концов, она первая его нашла.
- Я знаю, мама, - сухо ответил он. - Я бы предложил ей купить его позже, когда она обоснуется в Мэннинг-Корте, но она не оставила мне шанса.
Миссис Шербрук издала звук, подозрительно похожий на смешок:
- Видел бы ты свое лицо, когда она ворвалась сюда и обвинила тебя в том, что ты украл жеребца у нее за спиной.
Маркус усмехнулся:
- Она была в отличной форме, правда же? Я потом щупал макушку, проверяя, не облысел ли после ее визита.
Миссис Шербрук выбрала бледно-зеленую нить и вдела ее в иглу.
- А что она ответила, когда ты ей рассказал, что Ураган, хм, порезвился с твоими кобылами?
Маркус поджал губы:
- Ни на грош раскаяния! Она задрала нос и любезно сообщила, что если какая-то из кобыл зажеребела после… ммм… визита Урагана, она с радостью купит ее или жеребенка, когда того отнимут от матери. Как мне будет угодно.
- А что ты ей сказал?
Он бросил на мать выразительный взгляд. На этот раз она не удержалась и захихикала:
- О, Маркус! Если бы ты знал, как я рада, что хоть что-то может развеять затхлость твоей жизни.
- Затхлость?! - воскликнул он пораженно. - Значит, если на мне каждую неделю не виснет новая танцовщица, если я не напиваюсь до поросячьего визга, не спускаю состояние на картах, не въезжаю на коне в часовню - все считают меня занудой? Разве это неправильно - предпочитать спокойную, размеренную жизнь? Разве это ненормально - любить мир и спокойствие и не стремиться все время проводить среди шума и гама?
Он выглядел настолько сбитым с толку, что миссис Шербрук в отчаянии покачала головой. Ее высокий, красивый сын стоял на пороге сорокалетия, и даже она считала неестественным то, что он никогда не доставлял ей ни малейших неприятностей. Ни бурных потасовок, ни попоек, ни шумных забав даже в юности… Маркус всегда нежен, обходителен и верен долгу, на него можно положиться, потому что в самые тяжелые минуты он сохраняет спокойствие и трезвую голову, и за это она испытывала к нему огромную благодарность… почти всегда. Таким сыном нужно гордиться, и она гордилась. Очень. Но проблема в том, что ему хотя бы раз в жизни стоило отбросить осторожность и ввязаться в какую-нибудь скандальную историю. Конечно, не совсем скандальную, напомнила она себе, просто чтобы добавить немного перца в его жизнь, столкнуть его с того пресного, степенного пути, который он, по-видимому, избрал для себя. Маркус продолжал смотреть на нее с тем же недоумением, и она признала:
- Нет, нет ничего плохого в том, чтобы желать привычного. И я счастлива, что мне никогда не приходилось прятать лицо от стыда за тебя. Наоборот, я всегда гордилась тобой, Маркус. Но тебе же не восемьдесят лет. А ты всегда вел себя так, будто был в два раза старше себя. - В ее голосе звучала почти что тоска, когда она продолжила: - Неужели тебе никогда не хотелось сбежать от серости жизни? Не хотелось приключений, не хотелось разорвать паутину обыденности?
- Ты хочешь сказать, что желала бы видеть меня распутником? - воскликнул он не веря своим ушам. - Чтобы все соседи сплетничали о том, как я, рискуя здоровьем и жизнью, гнал экипаж на почтовый дилижанс? Чтобы я притаскивал в дом картежников, повес и визгливых девок, а ты пряталась бы наверху из страха, что тебя обесчестят в собственном доме? Какая славная идея!
- О нет, нет! - вскричала миссис Шербрук, представив себе картину, которую живописал ей Маркус. - Конечно же, нет, - добавила она более спокойным тоном. - Я имела в виду, что ты всегда был таким хорошим сыном - лучшего я и просить не смею, - но твой отец умер, когда ты был так юн, и ответственность, что легла на твои плечи…
- Мама, мне было двадцать три тогда. Не мальчик уже. - Он улыбнулся ей. - Достаточно взрослый, чтобы знать, чего хочу. Если бы я тосковал по восторгам светской жизни в Лондоне, я бы так или иначе их вкусил. - Он усмехнулся: - И заметь, вкушаю время от времени. В больших количествах. - Он сел на диван подле нее и поцеловал ей руку. - Мам, ну почему все: и ты, и Джулиан, и Чарлз - никак не хотят поверить, что я доволен своей жизнью? - Голос выдавал озадаченность. - Пойми меня: если бы я был чем-то недоволен, я бы изменил это. Поверь мне, я говорю правду, я клянусь, что обожаю жить в деревне. И мне нравится сопровождать тебя в Лондон на сезон и…
- И ты поспешно отбываешь в Шербрук-Холл, как только позволяют приличия, - пробормотала миссис Шербрук.
- Да, виновен! Но череда балов и вечеров, которые ты так любишь, - для меня скука смертная. А что до того, чтобы волочиться за танцовщицами, или проигрывать состояние на Пэлл-Мэлл, или напиваться до потери сознания… - Он фыркнул. - Эти развратные развлечения никогда не имели для меня никакой прелести. - Он снова улыбнулся матери: - Разве ты не видишь? Я всем доволен в своей жизни.
Она смотрела на него в задумчивости:
- Не уверена, что на твоем месте искала бы "довольства".
- Что? Ты хотела бы, чтобы я страдал? - поддел он ее. - Был недоволен? Несчастлив?
Она подавила вздох. Маркус представлял собой предел мечтаний любой матери: нежный, благородный, честный, достойнейший человек, но… Можно быть чересчур "достойным". Когда она смотрела на него, ее сердце наполнялось любовью и гордостью. Высокий, широкоплечий, поджарый, он всегда привлекал внимание. Когда он входил в комнату, женщины восхищались им. Она часто замечала устремленные на него любопытные взгляды - взгляды, о которых сам он даже не подозревал, с грустью подумала она. Маркуса тем не менее она не назвала бы красавцем в общепринятом смысле слова: слишком грубо вырезанные черты, слишком упрямый подбородок… Но чувственный изгиб полной нижней губы заставлял дам забыть о всех несовершенствах, втайне обещая наслаждение. Она часто сожалела, что он не унаследовал изумрудного цвета ее глаз, но не без удовольствия глядела в умные серые глаза, что он взял от отца: они ярко выделялись на его мрачном лице.
Однако какой бы выдающийся ум ни светился в серых глазах Маркуса, он не мог понять, что есть что-то глубоко неправильное в том, что здоровый красивый мужчина удовлетворяется жизнью монаха-затворника! Она прищурила глаза. Конечно, насчет монашества она могла и ошибиться: какими бы добродетелями ни обладал ее сын, он вряд ли рассказал бы ей, что держит в столице любовницу.
- Ах, это ужасно глупый разговор! - невпопад бросила она и отложила вышивание.
- А кто, позволь спросить, затеял его? - с огоньком в глазах осведомился Маркус и встал.
Она улыбнулась:
- Да, моя очередь кричать "виновна". - Она поднялась и расправила платье. - Все ли готово к нашему отъезду на следующей неделе? Вчера я получила письмо от леди Буллард. Она пишет, что парламент на сессии и сезон начался. Мне бы не хотелось откладывать отъезд.
- У меня все под контролем, - ответил Маркус, провожая ее из комнаты. - Если все твои платья упакованы и погода не изменится, во вторник мы уезжаем.
События развивались так, как и планировал Маркус. В следующий вторник он, его мать, ее компаньонка миссис Шелби и несколько штатных слуг отбыли в Лондон. Маркус позаботился о том, чтобы они с комфортом устроились в особняке Шербруков. Поездка в Лондон, которую ежегодно предпринимала его мать, давала ему возможность посетить портного, сапожника, восполнить запасы тех вещей, которые можно приобрести лишь в столице, показаться в клубах, где он состоял… Он не лгал, когда говорил, что ему нравится сопровождать мать в Лондон. Он любил пестроту, шум и суету большого города, любил встречаться со старыми друзьями и узнавать последние новости и с удовольствием окидывал взглядом ценителя свежий урожай родовитых самочек на ярмарке невест. Но столичную жизнь он выдерживал не дольше пары недель.
Конец апреля застал его в Шербрук-Холле.