Даша не такая остроумная, как Женька, она не умеет так замечательно шутить. Но она очень хорошо понимает все его шутки, словечки, гримасы и даже выражение глаз. Она складывается пополам от смеха, от хохота у нее болит живот, градом катятся слезы, начав икать, она никак не может остановиться.
Они полностью совпадают друг с другом. Женька начинает, а Даша мгновенно присоединяется, подыгрывает ему и вскоре сама кривляется, поет и танцует, развивая его шутку. Становится непонятно, кто для кого шутит и кто кого смешит.
Сторонним людям их отношения непонятны. Если у них роман, почему не держатся за руки, не целуются в институтских коридорах? Не похожи они на влюбленных. Если это дружба, почему она смотрит на Женьку влюбленными глазами, ловит каждое слово? Почему он полностью настроен на Дашу, не сводит с нее глаз и расцветает от каждой улыбки?
Чтобы рассмешить Дашу, Женька использует не только лексические возможности, но и пантомимические. Он бежит по улице впереди нее, разваливается на скамейках и, примостившись у каждой встречной урны, изображает котов, придавая кошачьей морде разные выражения. Даша стонет: "Не смеши меня, я сейчас описаюсь!" Вдруг она перестает смеяться и сердито говорит Женьке: "Пошли быстрее домой, я, кажется, немножко описалась!"
Мумзели - особенные люди. На всем свете их только двое. Каждый имеет право стать Мумзелем, но никто на свете не может им быть. Даша не борется за первенство: Женька - конечно, Мумзель номер один, а она - Мумзель номер два.
Мумзели совершенно бесполые существа. Телесный контакт у них лишен даже тени сексуальности. Если они два дня не видятся, то при встрече обнимаются, Даша гладит своего Мумзеля по плечу, а он хлопает ее по спине, как мальчишку. Но обычно Даша избегает его касаться. Щуплый женственный Женька физически ей неприятен.
Женька с Дашей не только смеются. С утра до вечера они разговаривают, желая владеть друг другом ежеминутно. Как влюбленным, им важны все подробности проведенных по отдельности минут.
- Ты что делала, Дашка? Обедала? - звонит он. - А что ты ела? Пельмени? Сколько штук?
Женькин отец, Владислав Сергеевич Кротов, - большой начальник. Женька говорит о нем - "номенклатура". Когда Даша сказала Папе, кто Женькин отец, Папа сморщился и спросил осторожно:
- А он на человека-то похож?
- Похож, даже очень похож, он очень милый! - быстро и убедительно бормочет Даша. Ей хочется, чтобы родители полюбили Женьку и признали его важность в Дашиной жизни.
- Даша, а почему твой Женька учится в холодилке, а не в каком-нибудь престижном месте, например, на филфаке? - интересуется Папа.
- Его отец закончил наш институт, - рассказывает Даша. - Он считает, что мальчику надо получить техническое образование. Он сам работал инженером, а из инженера все больше становился начальником, только я не знаю подробностей его карьеры. Если тебе интересно, я спрошу у Женьки.
- Не интересно, я вполне представляю себе ход его карьеры, - отвечает Папа. - Женька твой неглупый и остроумный, но неужели он тебе нравится?
- Папа, - смущенно прерывает его Даша. - Я с ним только дружу!
Пост в исполкоме позволяет Владиславу Сергеевичу иметь государственную "Волгу" с водителем, который возит его на работу, ездит по поручениям Женькиной мамы и ждет, пока они сидят в гостях. Женьку, а вместе с ним и Дашу, он тоже возит иногда, например, в гости к Женькиному другу на дачу в Зеленогорск. Или забирает их поздно вечером от сокурсницы из Веселого поселка.
Существует, оказывается, великое множество благ, о которых Даша, профессорская дочка, и не подозревала. Копченая колбаса, Дашина страсть, икра, к которой она равнодушна, яркие загадочные баночки - все это привозит из распределителя водитель. Женька стесняется и водителя, и еды, отличной от той, которой Даша кормит его у себя дома.
- Женька, ты напрасно комплексуешь, дальше вкусной колбасы моя зависть не распространяется, - важно говорит Даша. - Я никогда не думаю о статусных вещах.
- О чем, Мумзель, ты так важно вещаешь? - подчеркнуто уважительно спрашивает Женька и слегка кланяется. - Я весь внимание.
- Есть люди, для которых важны статусные вещи - положение человека, квартира, одежда… Для меня это не так.
Женька, изображая удивление, прерывает Дашу:
- Оказывается, мой Мумз - образец чистоты и святости! Кое-кто, а именно один мой знакомый интеллектуальный ноль, гордится своим папой-профессором, собственной повышенной интеллигентностью, горбатым носом, большой квартирой на Садовой, джинсами "Levis", a также кружевными трусами, которые удалось отбить у лучшей подруги!
Секунду подумав, Даша высовывает язык, что означает отсутствие аргументов и полное согласие со своим Мумзелем.
- Я наполовину еврейка, - гордо сообщает Женьке Даша.
- Твой Мумзель - гомологично. Моя мама тоже наполовину еврейка, как и ты.
Даша удивленно изучает Женькино лицо с идеально прямым носом и светлыми глазами и неуверенно шутит:
- Да, теперь я вижу, у тебя совершенно… семитские зубы.
- Я - еврей, настоящий еврей по матери! Дашка, мы тихонечко гордимся еврейской кровью про себя, а записаны русскими. Я часто думаю, что это нечестно.
- Разумный компромисс, - пожимает плечами Даша. - Тебе легко рассуждать, ты на еврея не похож и тебя жидовкой не дразнили.
- Мумз, странно было бы назвать меня жидовкой, я, по-моему, мальчик!
- Не важно, бьют не по паспорту, а по морде, поэтому я истинный еврей, а ты русский.
Поздним ноябрьским вечером звонит Марина.
- Дашка, пойдем погуляем, я звоню из автомата напротив, - напряженным голосом зовет она.
- Уже почти одиннадцать, и дождь проливной… Приходи лучше ночевать, - предлагает Даша.
- Быстро выходи! - командует Марина, и через минуту девочки уже жмутся друг к другу в подворотне, боясь высунуться под дождь на Садовую.
Марина рассказывает, держа сигарету дрожащей рукой.
Юля, работая в Институте акушерства и гинекологии Отта, вынимает из теток, приходящих к ней на прием, только дефицитные вещи и связи, а по-настоящему на жизнь себе и Марине зарабатывает абортами. Аборты делают обычно под местной анестезией, это почти по живому. У Юли есть свой анестезиолог. Наркоз хороший, приятный. Женщина посмотрела сон, проснулась с ледяной грелкой на животе в чистой палате не на двадцать человек, а на пять… Что плохого делает Юля? Поток желающих сделать аборт под общим наркозом никогда не иссякает. Такая услуга стоит пятьдесят рублей, треть Юлиной официальной зарплаты.
- Конечно, - кивает Даша, - она не делает ничего плохого.
Произошла ужасная неприятность. У одной женщины после аборта случился сепсис. Юля не виновата, что она умерла, а теперь родственники хотят подать в суд.
- А что говорит Юля? - спрашивает Даша, уверенная, что она в состоянии справиться с любыми родственниками.
- Юля считает, что в суде доказать ничего невозможно, к тому же главный врач не допустит такого скандала, это же пятно на весь институт!
- Тогда все не так страшно, правда? Слушай, Маринка, а сколько лет было этой женщине… ну, которая умерла?
- Двадцать, но дело не в этом! - отмахивается Марина. - Юля говорит, что мы будем голодать. Из клиники ей придется уйти, это уже точно, а в женской консультации работать невыгодно… Она сказала, что на кусок хлеба она всегда заработает, а вот котлету уже не положишь!
Даша ни разу не видела Марину плачущей. Жалко ее. И Юлю жалко.
Дома Даша рассказывает Папе о Юлиных неприятностях, но Папа почему-то Юлю не жалеет, а только брезгливо кривит губы: "Твоя Юля…"
- Что же, по-твоему, всем этим женщинам лучше делать операции без наркоза?! - скандально повышает голос Даша.
- Конечно, с наркозом лучше, чем без, кто спорит… Противно, все это противно, неужели ты не понимаешь, Даша!
Но Даша не собирается понимать, и тогда Папа говорит:
- У твоей тетки Берты тоже только что были неприятности на работе.
Берта недавно получила звание заслуженного врача, какие у нее могут быть неприятности? Даша немедленно обижается:
- Вы мне не говорили! Никогда ничего не рассказываете, все скрываете, будто я еще лежу в пеленках и пускаю пузыри!
Одной из пациенток, которую Берта много лет лечила от бесплодия, удалось наконец забеременеть и родить. К сожалению, ребенок оказался нежизнеспособным и умер на второй день. Одновременно в отделении находилась пятнадцатилетняя девчонка, привезенная матерью, Бертиной институтской подругой, из дальнего уральского городка, чтобы родить вдали от дома и оставить ребенка в роддоме. У потерявшей ребенка бедняги шансов родить еще раз никаких, а усыновить ребенка так, чтобы он никогда не узнал об усыновлении, в их маленьком городке невозможно… Берта пожалела несчастную сорокалетнюю тетку, решилась и перевесила новорожденному номерок безо всяких оформлений. Просто отдала ребенка, понимаешь?
- Молодец! - восхищенно сказала Даша.
- Допустим, хотя я не уверен, что человек вправе брать на себя такую ответственность. Соблюдая человеческие законы, мы находимся ближе всего к соответствию нравственным правилам, хотя людям, даже умным, часто кажется иначе. Ну хорошо, а если бы она взяла за это деньги? Ты совсем иначе оценишь этот поступок, хотя Бертины мотивы остались бы прежними…
- А почему ты сказал, что у нее были неприятности?
- За всем этим последовала анонимка, комиссия и оргвыводы. От исключения из партии и снятия с работы Берту спасло только недавно полученное звание. Ну ладно, твою тетку по-человечески осудить трудно, но мотив Юлиных действий - только деньги, так что не надо путать Божий дар с яичницей и считать ее благодетелем человечества.