Это была высокая пожилая женщина в кримпленовом голубом платье и опрятном переднике. На голове, как обычно, объемная прическа, которая делала женщину еще выше.
Бабушка Аравина была очень простой. Любила крепкое словцо. При этом не стеснялась абсолютно никого. По ее же словам выросла она в бедной рабочей семье. К роскоши не привыкла и становиться светской леди не стремилась. Если надо по ж*пе врежет смело.
Стася невольно рассмеялась воспоминаниям.
– Хохочешь... Это хорошо, - Александра Михайловна тепло улыбнулась Стасе.
– Привет, – поздоровалась девочка.
– Не слышу, – заупрямилась женщина.
– Привет, баб Шура! –исправилась девочка.
– Привет, Стаська.
Александра Михайловна в первый же день заявила, чтобы девочка называла ее исключительно бабой Шурой. Никаких отчеств и других пижонских штучек она не терпела.
Бывало всякое за год их совместного проживания. И споры, и ругань. И даже пару серьезных скандалов с применения крепких матов с обеих сторон. Первый произошел спустя два месяца после переезда девочки.
Стася не любила читать художественные произведения. Это было самое бесполезное занятие, которое она только могла себе представить. На первые две двойки по литературе Александра Михайловна отреагировала спокойно. Но после третьей она потребовала от Стаси немедленного прочтения Толстого с последующим пересказом в деталях.
Девочка категорически отказалась. И Баба Шура с совершенно спокойным лицом впихнула Стасю в комнату и заперла. Девочка пришла в ярость. Она колотила кулаками в дверь и гневно выкрикивала ругательства, самими безобидными из которых были "несносная старуха" и "старая карга".
Но Александра Михайловна была непреклонной. Она продержала девочку в комнате четыре дня. Только еду и питье приносила.
Первые дни Стася игнорировала появление женщины. К еде не притрагивалась и не разговаривала. Но увидев, что баба Шура совершенно не реагирует на подобный бойкот и готова держать ее взаперти бесконечно, решила пойти на компромисс. Они договорились, что девочка прочтет сокращенный вариант произведения и впредь так же будет поступать с остальными книгами.
Вопрос с литературой был решен, и мир снова воцарился в доме Аравиных. Но ненадолго.
Через пару месяцев Александру Михайловну вызвали к директору гимназии из-за драки. Высокомерным и нудным голосом ей рассказывали про агрессивность Стаси, последствия безотцовщины и дальнейшую пропащую жизнь. Женщина терпеливо слушала. Последней каплей для нее стало замечание директора по поводу судьбы Алисы. Она отшатнулась, будто получила пощечину. А Стасе стало очень обидно! Не за себя! За бабу Шуру! Она вскочила с кресла, в котором сидела и импульсивно выпалила:
– Да наш адвокат вас по судам затаскает за одно только упоминание имени Алисы!
Чистый блеф. Но уверенность в голосе девочки заставила директора сомневаться в своем праве делать подобные выводы.
А затем еще и Аравина поднялась с кресла и грозно добавила:
– За драку я Анастасию накажу. Остальные вопросы решайте с нашим юристом.
Стася и правда получила свое наказание. Баба Шура дала ей два дня на внепрограммное чтение. Это была самая занудная вещь, которую Стася когда-либо читала. Философское произведения Канта – "Критика чистого разума". Но она прочла его безоговорочно. Больше половины не поняла, но прочла. Благо, пересказа Александра Михайловна не потребовала. Сказала, что подобный бред помешает ей спокойно умереть.
А девочке вдруг стало страшно. Ведь, женщине было около семидесяти. Мысль о том, что она снова может оказаться одна, испугала Стасю. Возвращение к отцу ей, конечно, не грозило. Но приют – очень даже. И девочка начала мириться с новыми правилами. Александра Михайловна стала для нее безоговорочным авторитетом. Стася восхищалась твердостью ее духа и принципиальностью.
Появилось еще чувство жалости, которое девочка старательно прятала в себе. Неприятное такое ощущение. От него першило в горле и жгло в глазах.
Александра Михайловна пережила смерть мужа, единственного сына, невестки и внучки. Егор не навещал ее ни разу за то время, что Стася здесь жила. Сугубо телефонные разговоры. Но стойкость духа и жизнелюбие никогда не покидали Аравину.
Стася сняла с плеч тяжелый рюкзак и тубус. Положила их на диван и, сняв пуховик, отнесла его в прихожую.
– Опять без шапки, твердолобая! – недовольно заметила баба Шура, когда Стаська вернулась.
Девочка лишь улыбнулась на брюзжание Александры Михайловны.
– Она в рюкзаке.
– А должна быть на голове, – ворчливым тоном сказала баба Шура и отвернулась к плите. Она нарочито загремела кастрюлями, показывая свое недовольство.
Девочка тем временем скользнула за стол.
– Руки помой, – не оборачиваясь, скомандовала баба Шура.
Стася послушно выполнила требование, и вскоре перед ней исходила паром тарелка горячего грибного супа. Девочка повозила ложкой в густом ястве, прежде чем начать есть.
– Ешь. И пирожки бери, – баба Шура присела напротив Стаси в кресло-качалку и, положив себе на колени небольшую плетеную корзинку, начала вязать.
– Ммм… – протянула Стася. – Во! – девочка подняла указательный палец свободной руки, выражая своё восхищение.
– С душой сготовила, – женщина не поднимала головы от вязания. Но Стася точно знала, что ей очень приятно.
– Как дела в школе?
– Нормально, – ответила девочка.
Она снова набрала в ложку суп и, легонько подув, отправила его в рот.
– Егор звонил. Таки достал меня! Вот же упертый! Я же хотела все для обеда сама приготовить. А ему ресторан подавай! – Она возмущенно фыркнула и спросила: – Ну что, я хуже стряпаю, чем в ресторане?
Стася безразлично пожала плечами. Упоминание имени Аравина всегда вгоняло ее в ступор.
– Не знаю…Я по ресторанам не хожу, – она шмыгнула носом и снова отхлебнула суп с ложки. – Может, он не хочет, чтобы вы утомлялись, – предположила девочка.
– А-ну не "выкай" мне тут! – шикнула Александра Михайловна. – Чай не чужие, –спицы в ее руках двигались быстро и резко, что говорило о сильнейшем раздражении. Но и к этому Стася привыкла. – И как готовка может меня утомить? Безобразие! Это только ихняя мать утомлялась, едва брала в руки сковороду! Звязда сильная была! Царствие ей Небесное. – покойную невестку Александра Михайловна не любила. Но зла на нее не держала, что бы там ни говорила. Потому как признавала, что собственный сын тоже непутевый был.
– Он заедет за нами? – смущённо спросила Стася. Почему-то ей было неловко называть Аравина по имени. И чаще всего она этого не делала.
Александра Михайловна, впрочем, понимала, на кого Стася постоянно говорит "он".
– Да, обещал. Поедим на кладбище втроем. Остальные придут только на обед.
– А как же ваша сестра?
– Нинка? – взгляд, который женщина бросила поверх очков, выражал полнейшее недоумение. – Эта старая пучеглазая ондатра едва ходит.
Стася хохотнула. Она уже привыкла к подобным фразам Александры Михайловны в сторону сестры. Которая, к слову сказать, была старше ее всего на год и не такая уж рохля.
– Вряд ли ондатры могут быть пучеглазыми, – заметила девочка.
– Эта может, – упрямо ответила женщина. – Пускай сидит дома. Нечего ей по кладбищам мотаться. Вот довяжу тебе гольфы и начну ей жилетку.
– Да у нее их уже с десяток, – Стася доела суп и, отставив тарелку в сторону, взяла пирожок.
Александра Михайловна продолжала, словно не слышит:
– Опять ангина у нее. А все потому, что не слушает меня! В дубленке ей жарко, щеголяет в куртке синтепоновой!
Стася встала со стула и, дожёвывая пирожок, стала складывать посуду в раковину.
Александра Михайловна тут же отложила в сторону вязание и вскочила с места. Мимолетно схватилась за поясницу, потом, словно застыдившись, опустила руку. Хотя было видно, что спина ее беспокоит.
– Оставь все. Я сама, – она мягко отпихнула девочку от раковины. – Уроки иди учи.
– Сегодня пятница. Я не хочу! – заупрямилась Стася.
– Порисуй тогда.
– Нет вдохновения.
Александра Михайловна пожала плечами, не зная, то еще предложить Стасе. Затем улыбнулась и, кивнув головой в сторону окна, сказала:
– Кто-то собирался лепить снеговика…
Стаська спохватившись, побежала в прихожую за удобной курткой и перчатками.
– Огромного, бабушка! – закричала она на ходу. – Я слеплю огромного!
Спустя минуту она уже выскочила на улицу.
Александра Михайловна только улыбнулась ей вслед, в который раз поражаясь, что шестнадцатилетняя девочка может быть в душе таким ребенком.
А Стася просто восполняла то, чего ей раньше не хватало: детства, беззаботности, свободного времени, чистых и радостных мыслей.
Ведь, когда она жила с отцом, ей самой приходилось думать о еде и тепле. Последний год она даже не ходила в школу. Алиса болела, и девочка вместо нее ходила торговать на рынок овощами, чтобы тем самым заработать хоть что-нибудь на пропитание и лекарства. На отца надежды не было. Напротив, приходилось еще и ему давать на выпивку, чтобы он ничего не пропивал из дома.
Она до сих пор не понимала, почему Алиса оставалась с отцом так долго? Отец у Стаси, конечно, красивый мужчина. Несмотря на алкоголизм, выглядел моложе своих лет. И была у них поначалу с Алисой общая любовь – к водке. Но Алиса всегда боролась с этой зависимостью. Последние месяцы перед смертью она вообще не пила. И все время говорила:
– Вот окрепну и поеду к брату. Тебя с собой заберу.