– Но, отец, я тоже не был образцовым сыном, я тоже рос шалопаем и ничего не хотел знать… И часы, которые я проводил в душных комнатах для занятий, казались мне специально для меня изобретенной изощренной пыткой.
Бедр-ад-Дин усмехнулся, вероятно, вспомнив себя семнадцатилетнего.
– Быть может и так, сын. Но я наделся, что у тебя хватит разума, чтобы понять, сколь необходимо все то, чему тебя учили в эти долгие часы. А брат твой, пусть и смирился внешне, но остался тем же бунтарем. Да, он перестал со мной спорить, да, я не вижу больше его рисунков. Но думаю, что все равно он в тайне от меня и наставников продолжает малевать. Ведь его только одно это интересует в мире.
– Но, отец, что же плохого в том, что душа брата открыта прекрасному? Что плохого в том, что он рисует?
– Плохо, сын, то, что он только рисует. И только одно это интересует его во всем великом мире. Я же мечтал, что сын мой пойдет по моим стопам, станет царедворцем, быть может, дипломатом, быть может, даже будет правой рукой визиря…
Бедр-ад-Дин кивнул. Он уже давно понял, в чем так и не смог отец сойтись с Хасаном. И теперь раздумывал, как заставить Рашида чуть иначе взглянуть на мир. Раздумывал, тем не мене понимая, что сдвинуть отца в его убеждениях или, быть может, заблуждениях будет не проще, чем сдвинуть скалу с ее основания.
Увы, отец был упрям, и Хасан унаследовал это упрямство, умножив его стократно.
"Как было бы замечательно, – подумал Бедр-ад-Дин, – если бы Хасан тоже отправился в какое-нибудь странствие, как отправился некогда я. О, не для того, чтобы избежать преследования заговорщиков, да пребудут в стране Ал-Лат вовеки мир и спокойствие! Просто отец сможет иначе взглянуть на собственного сына, а Хасан чуть поостынет и попытается понять отца… Но куда же отправить Хасана? Быть может, разумно было бы взять его с собой?"
Уже и луна удалилась с небес, дабы вкусить сладкого отдохновения, уже и звезды угасли на небосклоне. Но все так же размышлял старший сын визиря об отце и судьбе младшего брата. Он чувствовал, что до решения всего шаг. Но понимал, что этот шаг сам сделать не сможет.
"Увы, Бедр-ад-Дин, тебе вновь, как тогда, много лет назад, понадобится помощь мудрого советчика. Тогда он уберег царство и царя, а сейчас должен всего лишь уберечь сына визиря и его душу. А заодно и самого визиря…"
Но тогда, много лет назад, с мудрецом говорил напуганный мальчишка, потерявший все в единый миг… Как же сейчас рассказать Валиду все, не умалив при этом ни чести отца, ни достоинства брата?..
Должно быть, Бедр-ад-Дин колебался бы еще не один день. И, как много лет назад, первым заговорил мудрец Валид. В то утро он просматривал свитки, которые с посольством передал диван наместника. Бедр-ад-Дин же, сидя у низкого столика, вкушал виноград и в который уже раз дивился необыкновенной молодости мудреца. Пролетевшие годы, а ведь их было уже немало, казалось, не тронули Валида, как не оставили они следов и на лице Темира Благородного. Сколь же велик Аллах всесильный, давший человеку такую бездну знаний и умений!
– Меня беспокоит, Бедр-ад-Дин, твой младший брат…
– Почему же, мудрый Валид?
Тот улыбнулся.
– Нет, скорее так: меня беспокоит твой отец и его отношение к твоему младшему брату.
– Увы. – Бедр-ад-Дин вздохнул. – Меня тоже это очень беспокоит. Сейчас они, похоже, чуть примирились, но, боюсь, это затишье перед бурей. Я же вижу, как горят глаза брата… Я вижу, как его пальцы сжимают несуществующий уголь или калам, как он, не отдавая себе в этом отчета, рисует палочкой на песке… Как выкладывает и живописном беспорядке камни для великой игры, которую народы у самого восхода называют "го" – "государство"…
– Да, – кивнул мудрец, – я тоже видел, как он рисовал кончиком меча по песку тренировочной площадки… И порадовался, что его наставник этого не видит… Или, быть может, не замечает…
– Но что же делать, Валид? Ведь это же не может продолжаться бесконечно… если брат и дальше будет сдерживаться, он просто сойдет с ума… А отец столь… упрямо уверен в правильности своих мыслей, что легче смирится с душевной болезнью сына, чем с тем, что можно и отменить свой суровый, но нелепый приказ. Я подумывал уже о том, что брату, как и мне в свое время, было бы недурно отправиться в путешествие. Думал, что, быть может, стоило бы забрать его в прекрасную Александрию – путешествие, да и сам город, способны дать человеку совсем иной взгляд на мир…
Валид согласно кивнул.
– Ты знаешь, Бедр-ад-Дин, я подумал примерно о том же… О нет, не о том, что ты должен забрать Хасана в далекую землю Кемет. Я лишь о том, что твоему брату следует отправиться к нашему учителю в далекую страну Аштарат. Думаю, что это путешествие изменит его взгляд на мир, смирит с отцовскими желаниями, научит многим необходимым, нужным и просто интересным вещам. А отец твой, думаю, совсем иначе оценит сына, как только тот покинет родительское гнездо.
Теперь настал черед Бедр-ад-Дина улыбаться.
– Я рад, мудрый мой дед, что научился делать выводы из уроков собственной жизни. Но как же заставить отца отпустить Хасана в далекое странствие? Как убедить матушку расстаться с любимым сыном?
– Думаю, друг мой, что не будет ничего плохого в том, что мы воспользуемся помощью Темира, царя и моего брата. Ведь забота о подданных – его первейшая и насущнейшая обязанность. Царю нет никакой нужды кого-то в чем-то убеждать. Ибо прекрасной стране Ал-Лат нужны ученые люди, а кто лучше учителя царей сможет выучить сына визиря?
Бедр-ад-Дин понимающе посмотрел на мудреца.
– Да, Бедр-ад-Дин, царь просто распорядится отправить Хасана и его друга, сына начальника дворцовой стражи, к учителю Георгию. Думаю, твой отец согласится, что наставник царя – это достойный учитель для сына визиря…
– Я благодарю тебя, мудрец!
Валид улыбнулся, быть может, чуть печальнее, чем этого бы хотелось ему самому.
– Поверь, более всего я забочусь о судьбе и душе твоего брата, друг мой. Твой отец суров и мог просто сломать характер сына. А истинные художники в этом мире столь редки и дар их столь драгоценен, что потерять его было бы не просто обидно, а нестерпимо больно.
И Бедр-ад-Дин кивнул, соглашаясь. Ибо и его куда больше беспокоила судьба брата, чем каменное упрямство отца.
Макама третья
Конечно, визирь был польщен, получив повеление царя. Темир, чуть заметно улыбаясь, пожурил Рашида за то, что тот не интересуется успехами сына, когда все наставники в один голос твердят, что Хасану нужны самые лучшие учителя из тех, кто только живет в подлунном мире.
– Должно быть, царю самому следовало интересоваться успехами учеников его царства, дабы найти тех, кто станет в будущем гордостью прекрасной страны Ал-Лат.
Визирь покорно кивал. О нет, он не прозрел в единый миг и не увидел, сколь умен и развит младший сын. Он всего лишь понял, что следует готовиться к тому, что и Хасан вскоре покинет родительский дом. И только гордость от того, что наставником сына станет учитель царя, смягчала боль от скорой разлуки.
Печальна была и Джамиля. Она не хотела расставаться с сыном, но понимала, что это лучший выход из положения.
Вот так случилось, что Хасан и Мехмет вскоре стали учениками уважаемого Георгия. Они легко выдержали обязательный экзамен, о чем с гордостью написали домой. Но даже это не смягчило сурового визиря.
Прочитав письмо от сына, он лишь пробурчал:
– И опять он размалевал все…
Джамиля лишь тяжело вздохнула, подумав: "Что же такое должно произойти с сыном, чтобы ты наконец перестал видеть в нем лишь никчемного мальчишку?"