– Благодарю тебя, уважаемый, – опустив глаза, ответила Амаль. – Я сегодня успела лишь помочь матушке, и истолочь зерно, и убраться в доме, и… и, конечно, поболтать с Мариам.
"Хорошо хоть она не рассказала о том, что делали ее уважаемые матушка и отец!"
"Почему она рассказывает, что делала весь день? Так он еще подумает, что она трудолюбива и все умеет куда лучше, чем я!"
"О, как он взглянул на меня! О, этот теплый взгляд!"
– О чем же ты, уважаемая, болтала с моей невестой?
– Как всегда, о женихах… Вернее, о ее женихе! О тебе, прекрасный как сон Нур-ад-Дин!
"О Аллах! Ну зачем я это сказала? Разве не могла я назвать его просто уважаемым или почтенным? Зачем я сказала, что он ее жених?"
"Какое счастье, что я все-таки не ее жених!"
"Да, да, именно мой жених!.. Мой, а вовсе не этой коровы!"
– Обо мне?
– Ну конечно, о тебе! Ведь у меня же жениха нет… Вот я и укоряла Мариам, что она до сих пор скрывала от меня такого умного, достойного и уважаемого человека как ты, Нур-ад-Дин!
"Какое счастье, что Мариам меня скрывала! Хотя было бы лучше, если б я и сейчас тебя не видел…"
"Какая же я дура! Почему я не выпроводила ее раньше! Почему болтала с ней? Теперь он меня разлюбит! И уйдет к этой!"
"О, если бы у меня был такой красивый жених! Тогда бы я тоже была спокойной, счастливой… И могла бы думать о чем-то ином в этой жизни… Вот как она думает о счастье своего отца и его матушки".
– Не печалься, прекраснейшая! И у тебя появится жених, поверь мне. Он будет видеть лишь тебя, любоваться твоими глазами, наслаждаться твоим голосом, твоей грацией!
"И какое счастье, что это буду не я… Хотел бы я поглядеть на того, кто прельстится этой дурочкой!"
"Скорей бы уж у нее кто-то появился! Тогда бы она оставила меня в покое со всякими дурацкими разговорами. И моего любимого тоже!"
"Как я была бы счастлива, если бы это был ты! Ведь ты заметил и мою походку, и мой голос, и мои глаза!"
– Надеюсь, что я смогу побаловать своего жениха не только голосом или походкой, уважаемый… Ведь я еще и стряпаю недурно… И шью!
– О, твои многочисленные таланты сделают любого юношу воистину счастливейшим из смертных!
"Ну как он может ей говорить такое? Какие таланты? Какая красота? "Счастливейшим"! Ты хотел сказать, что он будет несчастнейшим, должно быть!"
"Да она же просто болтливая ослица… Куда ей до моей Мариам…"
"Ну наконец ты все понял! Теперь-то ты видишь, что я лучше всех!"
– Благодарю тебя за эти слова, почтенный Нур-ад-Дин! Но солнце уже клонится… Меня, должно быть, матушка уже заждалась! Я побегу! До завтра, Мариам! Я буду ровно в полдень!
– Будь осторожна, подружка, – ответила та. – Не задерживайся. Я буду тебя ждать!
– Я приду! А ты можешь пока вместе с прекрасным как сон Нур-ад-Дином поболтать о том, что рассказала мне!
Мариам кивнула, с досадой подумав, что дурной язык девушки может отвратить от нее не только всех мужчин, но даже и ближайших подруг.
Под увесистыми шагами Амаль зашуршали камешки дорожки, и вскоре тяжко хлопнула, закрываясь, калитка.
"Какое счастье, что она наконец ушла!"
"О чудо! Неужели у моей подружки хватило понимания, чтобы оставить нас вдвоем?"
О, как бы опечалилась Амаль, если бы смогла прочесть мысли Нур-ад-Дина! К счастью для юноши, мудрая Маймуна не спешила учить дочь тому, что столь естественно для джиннии и столь противоестественно для дочери рода человеческого, будь она трижды колдунья. И потому Амаль улетела из дома почтенного купца Нур-ад-Дина так легко, как ей позволяли ее походка и грация.
Мариам и юный Нур-ад-Дин улыбаясь смотрели ей в след. Несколько секунд этого согласного молчания – о Аллах, в этом нельзя и усомниться – значили для их душ куда больше, чем самые цветистые слова.
Макама четвертая
У Мариам вырвался вздох облегчения. Увы, как бы хорошо ни было болтать с Амаль, но сейчас девушке показалось, что подружка уж слишком пристально смотрела на ее жениха, уж слишком блестели ее глаза.
– О чем ты вздыхаешь, любимая? – нежно спросил Нур-ад-Дин.
– Я рада, что эта болтушка наконец оставила нас вдвоем.
– О Мариам, а как этому рад я! Целый день я думал только о тебе, предвкушая миг, когда мы вновь встретимся. Что, твой почтенный отец еще не вернулся домой?
– Ты же знаешь, глупенький, что он никогда не приходит до заката. Говорит, что его дело требует внимания и усердия не только при свете солнца, но и при свете луны.
– Так насладимся же тем, что мы наконец вместе, любимая!
– Я так ждала тебя, родной!
О да, юные Мариам и Нур-ад-Дин давно уже стали мужем и женой. Быть может, не перед людьми, но перед суровым взором Аллаха всевышнего. Ибо они не помышляли ни о ком другом, найдя друг в друге все, что хотели видеть в своих спутниках жизни. Мариам была убеждена, что ее Нур-ад-Дин самый умный, самый красивый и… Да просто он самый лучший из мужчин мира! Нур-ад-Дин же видел одну лишь свою невесту, не замечая других девушек вокруг, будь они в сто раз красивее его любимой.
Тихая опочивальня Мариам встретила их прохладой. Первых прикосновений, быть может, и робких, было вполне довольно, чтобы зажечь в юных телах неугасимый огонь, который в силах поглотить и разум и тело, и умерить, притушить который может лишь разделенная страсть.
Нур-ад-Дин снял с головы любимой тонкий газ шали, прикрывающий волосы, и с наслаждением посмотрел на нее.
– Аллах всесильный, эти волосы! – прошептал он, когда роскошные темные пряди водопадом упали на ее лицо. – Я хотел бы завернуться в них. Я хотел бы завернуться в тебя…
Мариам несмело улыбнулась. О, его слова! Они могут ласкать не хуже рук, ибо прикасаются прямо к душе. Девушка подняла голову и взглянула в лицо любимого. Он тоже улыбался, и в его улыбке было столько вожделения, что Мариам содрогнулась. "О, хитрец, сегодня я не поддамся! Сегодня…" И Мариам снова улыбнулась ему в ответ, предвкушая собственные ласки. Нур-ад-Дин истолковал это как призыв и тут же коснулся ее губ своими.
Мариам ответила с не меньшим пылом, и этого оказалось вполне довольно, чтобы чувства юноши взяли верх над его разумом. Его язык прикасался к ее губам, раздвигая их, словно что-то ища за ними…
Чувственная игра, начатая Нур-ад-Дином, вызвала в Мариам теплую волну возбуждения. Его язык терпеливо добивался того, чтобы она поддержала эту игру; его пальцы сомкнулись на ее ладони, и он опустил ее руку туда, где она в полной мере могла ощутить силу его желания.
Мариам не понадобилось много времени, чтобы узнать, что доставляет ему удовольствие, потому что он тихо шептал ей об этом, прося, предупреждая, поддерживая. Его слова поощряли ее, учили, как ласкать и возбуждать его, и она вскоре открыла в этом новое, неожиданное удовольствие.
Мечтая подарить Нур-ад-Дину такое же наслаждение, какое он всегда дарил ей, Мариам оторвалась от его рта и провела губами по могучей шее и атласной коже его плеча. Вначале ее осторожные поцелуи едва касались его, но вскоре, когда она увидела, как от страсти изменилось лицо Нур-ад-Дина, поцелуи стали смелее. Мариам поцеловала каждый его сосок, а потом с мучительной медлительностью двинулась вниз, наслаждаясь теплом, исходившим от тела любимого.