Я увидела, как разгладились черты на хмуром лице Арсения Валерьевича. Он улыбнулся и, вдруг притянув меня к себе, обнял. - Вы не возражаете? - услышала я его насмешливый голос. - Я просто не могу по-другому выражать свои чувства. - Я очень даже за, - уткнулась я носом в его грудь. - Тем более, что это кое-что подтверждает. - Что именно? - отстранился учитель. - Что вы в меня влюблены, - насмешливо изогнула я бровь.
Елизавета Горская
Мила'я любовь
1
Я вспотела от усилия, но рук не разжала.
Блин. И кто только придумал эту физкультуру?! Я понимаю, конечно, в здоровом
теле - здоровый дух. Но это же издевательство какое-то! Эти турники просто
созданы для того, чтобы на них позорились такие низкорослики, как я.
Стиснув зубы, я тихо застонала, когда наш физрук Владимир Александрович дал
команду отдыхать и пообещал всем продержавшимся хорошую отметку. Я
спрыгнула на землю и посмотрела на свои жалкие мозолистые ладони. Жуть! Ради
пятерки, конечно, стоило попотеть и потерпеть, но видеть это уродство как-то...
грустно. Завтра вечером нас с мамой пригласили на частную вечеринку - не
хотелось показываться с такими руками, да еще коленку расшибла, когда кросс
бегали. Алла Викторовна вряд ли будет в восторге от моего внешнего вида. Хотя...
это может сыграть мне на руку. И послужить причиной никуда не идти.
Фух! Наконец-то прозвенел звонок с урока.
В раздевалке, как обычно, царило оживлённое столпотворение. Я быстро
переоделась, запихала в рюкзак бриджи с майкой и вылетела пулей в коридор.
Проклятье! До литры осталось минут десять, а у меня на голове черт знает что
творится, тушь потекла, лицо лоснится. В туалете я достала косметичку и кое-как
подправила макияж, затем наскоряк расчесала волосы, собрала на макушке в
пучок. В класс вбежала в унисон со звонком и с разбегу впечаталась лбом в чью-то
твердую - явно не женскую - грудь.
- Твою ма... - вырвалось у меня, когда я подняла глаза и встретилась с взглядом
нашего учителя по литературе, брови которого хмуро сошлись на переносице. -
Простите, - прошептала я, опустив голову.
Черт!
- Осторожнее нужно быть, - услышала я низкий, с легкой хрипотцой голос. - Не на
пожар ведь торопитесь.
- Ты где была? - принялась пытать меня Ксюха, когда я села за нашу с ней парту. -
В раздевалке такооое случилось!
- Опять Жанка с Иркой поцапались? - высунула я нос из ранца, из которого
доставала учебник с тетрадкой.
- Темный твой заявился! - поиграла бровями Ксюха.
Сердце сделало болезненный кульбит. Я сморщилась.
- Да ну? - попыталась я скрыть свою заинтересованность. - Кого-то искал или
просто так, поглазеть?
- О тебе спрашивал.
Руки, листающие учебник, задрожали. Черт бы побрал этого Темного!
- И что ты ему сказала?
- А что, по твоему, я могла ему сказать?! Ушла, говорю, твоя Милка. Куда - не
знаю. Школа большая.
- И вовсе я не его, - огрызнулась я.
- А что у вас там с ним произошло? - придвинулась ко мне Ксюха. - Ты так и не
рассказала толком, почему вы расстались. Из-за другой, да?
- Бережная! Кислицына! Общаться будете на перемене. Или у вас есть что сказать
по теме?
Арсений Валерьевич, скрестив на груди руки, выжидательно смотрел в нашу
сторону.
- Мы больше не будем, - насмешливо улыбнулась я ему.
- Я это уже слышал, - сдвинул брови учитель. - И не раз. Кислицына, прошу к
доске.
- Зачем? - недоуменно похлопала ресницами Ксюха.
- На предыдущем уроке я задавал вам выучить на выбор одно из стихотворений
Ивана Алексеевича Бунина, - терпеливо объяснил Арсений Валерьевич. - Я слушаю
вас.
- Эээ... Я... не готова.
- Жаль, - сев за стол, он что-то начеркал у себя в журнале простым карандашом и
поднял голову. Его тяжелый взгляд остановился на мне. - Бережная - к доске.
Черт!
Я тяжело вздохнула и медленно поднялась на ноги.
- Я не готова.
- Да? - вскинул он брови. - И почему я этому не удивлен?
- Потому что у меня память плохая! - дерзко встретила я его взгляд. - И я терпеть
не могу Бунина!
- Хм, - сцепил учитель руки в замок и оперся о них подбородком, - тогда можно
узнать, кого вы любите?
- Она все еще сохнет по Артему Жданову, - услышала я насмешливый голос
Жанки с ее привычными ленивыми нотками.
Я стиснула зубы. У меня уже руки чесались вцепиться этой стерве в волосы, когда
учитель, по-видимому заметив мое состояние, тихо произнес:
- Садитесь, Мила. Надеюсь, вы понимаете, что в программе еще много будет
писателей и поэтов, не вызывающих у вас симпатию. Что прикажете делать? Вас
устраивает двойка в аттестате?
- Нет, - опустила я голову.
- В таком случае жду вас с Ксенией завтра утром, перед занятиями. Иначе я
обведу ваши двойки ручкой. Понятно вам?
- Да, - процедила я сквозь зубы.
- Я не расслышал. Что вы сказали? - голос его был суровым, в нем так и сквозили
укор и недоумение.
- Хорошо. Мы придем завтра утром, - ответила за меня Ксюха. - А стихотворение
любое?
- "Крещенская ночь", "Одиночество" или "Последний шмель". И не забудьте
сделать его анализ. Все слышали? - обратился он уже ко всему классу. - Анализ к
стихотворению обязателен. Даю вам пять минут. Сначала буду спрашивать по
желанию, затем - по журналу. Время пошло!
Ненавижу этого Арсения Валерьевича! И школу эту бессмысленную ненавижу! И
Жанку-стерву, и Артема, и...
- Милка! - ворвался в мои мысли бодрый голос Ромки. - Ты что, такая хмурая?
Опять с матерью поцапалась?
- Нет, - буркнула я, дожевывая свой сэндвич с салатом и ветчиной. - Двойку
получила по литре. Завтра придется переться ни свет ни заря, чтобы рассказать это
чертово стихотворение Арсению Валерьевичу. Дался мне вообще этот Бунин! И
Пушкин, и Толстой, и Достоевский с Лермонтовым! Можно подумать без них и их
шизофренических писулек вся моя жизнь пойдет под откос.
- Твоя мать тебя за это по головке не погладит, - ухмыльнулся Ромка, но встретив
мой колючий взгляд, нахмурил брови. - Ты порвала с Темным?
- Угу.
- Что он сказал?
- Рассмеялся мне в лицо и послал на все четыре стороны, - хмуро сообщила я.
- Надеюсь, он не распускал рук? - сжал кулаки Ромка.
- Ромка! Это было всего лишь раз...
- Милка, ты дура влюбленная, а я - твой друг. Я вижу все так, как оно есть на
самом деле. Темный твой подлец, каких еще поискать. Я никогда ему не доверял, а
после того случая в баре...
- Ром, проехали. Давай не будем об этом.
- Ладно, - Ромка поднялся из-за стола. - Я побежал. У нас сейчас английский. А ты
не вешай нос. Завтра наступит новый день.
- Ага, - криво усмехнулась я. - Новый день - новые заморочки.
Ромка улыбнулся.
- Новый день - новые решения, Милка. Ну все, давай! Вечером спишемся.
- Пока, - улыбнулась я другу. - Спасибо, Ром.
- Не за что, - похлопал он меня по плечу и, закинув ранец за спину, выбежал из
столовой.
Я брела по узенькой аллее и размышляла над насмешками самой жизни, которые
с завидной очередностью сыпались на мою бедовую голову. Эта чертова школа
меня достала. А хуже всего то, что моя мать - директор этой самой школы. И
воспитывала она меня одна - отец погиб в аварии пять лет назад.
Алла Викторовна - интеллигентная, целеустремленная, абсолютно состоявшаяся в
жизни личность - мечтала о таком же будущем для своей дочери, которая - увы! -
представляла это самое будущее диаметрально противоположным. Можно
представить ее потрясение, когда я заявила, что после девятого класса хочу пойти
работать. Я ненавидела учебу и все, что с ней было связано. Единственный
предмет, который я по-настоящему любила, это урок рисования. Но с девятого
класса его заменили на черчение, и мое нахождение в школе и вовсе потеряло
смысл. Зачем мне эти косинусы, катеты, деепричастные обороты, если я рисовать
люблю и собираюсь посвятить этому свою жизнь? Может кто-то объяснит мне, к
чему весь этот бред с оценками, аттестатами, успеваемостью и неудами? Как это
скажется на моей дальнейшей жизни? Ведь существует куча примеров, когда
троечники становились успешными и всеми уважаемыми людьми, а отличники
спивались и побирались где-нибудь на паперти или работали техничками и
дворниками. Нет, я, конечно, с уважением отношусь к любому труду - будь то труд
шахтера или юриста. Я согласна с тем, что все профессии важны, все профессии
нужны. Но я не понимала - и вряд ли когда-нибудь пойму - зачем родители
муштруют своих чад, заставляя их зубрить, чертить, сочинять, - и все из-за каких-
то оценок, баллов, отметок. Бред! Другое дело, если ребенку нравится чертить или