Блэйк напрягся. Он вовсе не хотел выкладывать подробности своей частной жизни перед мисс Домашняя Фотосессия. Но ответить ей, чтобы не лезла не в свое дело, также не мог.
– Наша сестра, – ответил он, поджав губы.
– С ней все в порядке?
Блэйк выпрямился от изумления. Не только потому, что она справилась о благополучии другого человека, но и оттого, что услышал в ее голосе нотки искреннего беспокойства.
– Все хорошо, – ответил он. – У ее благотворительного общества возникли трудности, вот и все. Все образуется.
Сказав это, он пошел и переставил машину так, чтобы не портить вида а-ля Хэмпстэд-Вилледж. В тысячный раз папарацци ослепили его вспышками.
* * *
Было почти девять вечера, когда Блэйк и дива сошлись во мнении, что работа его наконец завершена. Вечер выдался тихим и теплым. Оранжевые лучи заходящего солнца нежно ласкали вечернее небо над стеклянным куполом внутреннего дворика. Блэйка радовало, что метеорологи прогнозировали такую же погоду на весь сентябрь. Идеальная погода для выходов в море.
Даги и двое других рабочих уже ушли домой; фотограф удалился, и папарацци тоже. Остались только они с Эвой и теперь подписывали бумаги.
Они вновь расположились за кухонным столом – он на одной стороне, она на другой. Эва то и дело подносила к губам бокал белого вина. Она предложила ему пива, но он отказался. Она предложила поесть, но он отказался и от этого. Ни секунды лишнего времени с Эвой он проводить бы не стал.
Теперь же за его спиной на плите готовилось нечто очень вкусное. Благодаря аромату чеснока и базилика, витавшему в воздухе, он понимал, что его желудок пуст, и холодильник дома, кстати, тоже.
Еще он понимал, что рядом Эва. Поверх своего бикини она надела короткие шорты и толстовку с капюшоном и короткими рукавами. Молния была застегнута лишь частично, что позволяло ему видеть ее бюст. Но дело было даже не в ее одежде. В последние три месяца она ходила по дому в самых разных и весьма откровенных нарядах.
Сейчас внимание его привлекало то, как она поглаживала стол. Пока он показывал ей документы, ее ладонь непроизвольно гладила до блеска отполированный клен. Он успел понять: эта девушка знала, чего хочет, и, хотя он ее не любил, ему это нравилось.
Она передала решение вопросов по отделке высокооплачиваемому консультанту, который избрал типичный, минималистский, но жутко дорогой декор дома и сада. Но аксессуары, которые выбрала сама Эва, лишний раз демонстрировали ее любовь к роскоши. Ковры с длинным ворсом, предметы современного искусства, половики ярко-зеленых, красных и розовых оттенков для гостиных, ковры и ткани ручной работы для стен, коллекция декоративных ламп и многослойные, разноцветные тюли, нависающие над ее большой кроватью с шикарным балдахином.
Даже тот факт, что она предпочла деревянную кухню вопреки моде на стекло и металл, говорил о многом. Он полагал, что она предпочтет мрамор и нержавеющую сталь, однако, судя по запаху, Эва любила готовить и проводила на кухне много времени.
Блэйк готовил скверно, но любил дерево. Их семейным бизнесом до недавних пор являлась лесопилка, и самые ранние воспоминания его детства были связаны с ароматом свежей древесины. Их дед, построивший пятьдесят лет назад лесопилку, с ранних лет научил и его, и Чарли пользоваться станком, и Блэйк полюбил этот запах. Он работал на лесопилке в выходные и праздники, пока не стал полноправным сотрудником.
Он лично спроектировал, построил и установил кухню, в которой они сейчас находились, и ему было не по себе, когда он смотрел на ее руку, ласкавшую его творение, как тело любовника.
– Итак, – сказал он, стараясь думать о деле. – Если вся проделанная работа вас устраивает, подпишите здесь и здесь.
Блэйк протянул ей ручку, указывая на места в документе. Затем затаил дыхание. Пусть она знала, чего хочет, но он знал, что Эва Келли требовательна и непредсказуема. Он бы и не подумал подсчитывать прибыль, не получив ее подписи.
* * *
Эва смотрела на загадочного Блэйка Уокера сквозь падающую на глаза челку. Она никогда не встречала мужчины, который хоть немного не восхищался бы ею. Не флиртовал бы с ней или, по крайней мере, не предпринимал бы подобных попыток.
Но только не Блэйк. Он был вежлив и невозмутим, даже когда она вела себя наихудшим образом. А она знала, что наихудшим образом вела себя нередко. Просто чтобы хоть раз увидеть реакцию человека, а не бизнесмена – собранного, спокойного и вежливого.
Она почти добилась своего сегодня днем, когда он говорил по телефону, а она потребовала, чтобы он убрал машину. Его поджатые губы и приподнятые брови говорили о многом. Но ему удалось потушить в себе пламя, искорки которого вспыхнули было в его темно-голубых глазах, и ее это жутко разочаровало. Что-то подсказывало ей, что Блэйк Уокер был бы великолепен, приди он в бешенство.
Чарли, более покладистый из двух братьев, говорил, что Блэйк служил в армии, так что, возможно, он просто привык исполнять приказы и держать эмоции в себе.
Эва с неохотой оторвала ладонь от прохладной и гладкой поверхности стола, чтобы взять ручку. Ей нравилось прикасаться к дереву, нравился низкий голос Блэйка и звук бурлящего на плите соуса для спагетти. Все это умиротворяло. Как прекрасно хоть один раз поднять забрало! Отдаться чувству домашнего уюта, интима.
Может, он чувствовал то же самое или, после нескольких месяцев фантазий о нем, ей просто так казалось? Фантазий, становившихся все более детальными по мере того, как он ее игнорировал.
Например, она фантазировала о сексе с ним на этом великолепном столе. Столе, который при ней он шлифовал своими руками день за днем. Зачищал, лакировал. Снова зачищал, лакировал. Слой за слоем, пока поверхность не стала отражать свет.
Она наблюдала за тем, как он поглощен работой. Как своим касанием признается дереву в любви. С каким наслаждением вдыхает его аромат. Как ласкает его взглядом. В такие моменты она могла бы полностью раздеться перед ним, но сомневалась, что он заметил бы это. А женщине, привыкшей к обожанию, трудно стерпеть, когда ее так игнорируют.
Эва заставила себя отбросить мысли о столе.
– Я на все сто процентов довольна вашей работой, – проговорила она, ставя подписи в указанных местах. – Вы все прекрасно сделали. Я всем друзьям посоветую обращаться к вам.
* * *
Блэйк заморгал. Этого он никак не ожидал. Вежливое, вымученное спасибо – вот все, на что он надеялся. Он полагал, что теперь она ждет благодарности, однако от одной мысли, что ему придется иметь дело с другими Эвами Келли, его уже бросало в нервную дрожь.
– Благодарю вас, – выдавил он из себя.
Возвращая бумагу и ручку, она улыбнулась. Ему показалось, искренне, в отличие от того, что он видел днем. На миг он затаил дыхание.
Верхний свет золотил ее волосы. Челка касалась ресниц. Ее глаза были кошачьими, желто-зеленого оттенка. Казалось, в них много секретов.
Да, Эва Келли была невероятно красива. Но он служил своей стране больше десяти лет и рисковал жизнью не ради того, чтобы ходить у кого-то по струнке.
Блэйк собирал бумаги в портфель, чувствуя на себе ее взгляд. Его нога устала, и он мечтал поскорее дать ей покой. Он почти закончил. Она вот-вот исчезнет из его жизни навсегда.
Он взял портфель и обошел стол. Его хромота усилилась из-за долгой нагрузки на бедро. Он остановился перед ней на расстоянии вытянутой руки. Протянув ей руку, он улыбнулся одной из тех улыбок, что она называла отсутствующими.
– Мы пришлем вам счет-фактуру, – сказал он, пожимая ее руку.
Она была с него ростом. Шесть футов. Женщинам редко смотришь прямо в глаза. А эта еще и вызывала беспокойство, ибо смотрела ему в лицо. Смело, с интригой и в то же время загадочно. Это вызывало любопытство. Казалось соблазнительным.
Он отпустил ее руку, все-таки решив не связываться.
– Что ж, я пойду. Меня месяц не будет, так что, если возникнут трудности, звоните Чарли.
Эва подняла бровь:
– Уходите в отпуск?
В ее голосе слышалось удивление. Почему, он не знал. После трех месяцев ее капризов даже святому потребовался бы отпуск.
Блэйк кивнул:
– Да.
Эва вздохнула. Он опять ответил коротко.
– Послушайте, мне стыдно, – решительно сказала она и сделала большой глоток из бокала. Между ними промелькнула невидимая искра, и она вдруг поняла, что он не так безразличен к ней, как она думала. – Я знаю, что вам со мной пришлось нелегко, и знаю, что могу быть занозой в заднице. Я не могу иначе. Просто люблю командовать. – Она пожала плечами. – Все из-за шоу-бизнеса. От меня требуют, чтобы я была идеальна, получают это, но и я требую того же от других.
Эва умолкла. Она сама не знала, почему ей важно, чтобы он понял: она не какая-то пустышка с обложки журнала. Ей было двадцать семь – прославилась она в четырнадцать, – и ее никогда прежде не волновало, что думали другие.
Может, дело в этом роскошном деревянном столе, который он создал только для нее? В его совершенстве? В том, как он работал над ним? Трудился в поте лица до тех пор, пока дерево не стало идеальным? Возможно, человек, который ценит все идеальное, сможет ее понять?
– Я рано… очень рано научилась никому не доверять. И боюсь, это сказывается на всех аспектах моей жизни. Я знаю, люди думают, что я стерва, и меня это устраивает. Они дважды думают, прежде чем разозлить меня. Но… на самом деле я не такая.
Блэйк был изумлен ее проницательностью. Эта девушка шла по жизни, остерегаясь других людей. Остерегаясь головорезов, существовавших в ее вселенной. А он-то думал, что опасно на фронте. В армии взаимное доверие – это главное. Ты доверял парням, все держались вместе, или ты умирал.